Советская одноактная драматургия, 1978 - Гунар Рейнгольдович Приеде

С е м и н. Вы меня не поймите неправильно, Авдей Валентинович, и вы, Евдокия Федоровна. Я на вас не обижаюсь. Все я заслужил, все. Только не могу. Человек я такой — гордый, болезненный. Уйду я, и все. У нас, слава богу, безработицы нет, руки у меня неплохие… Если, конечно, пожелаете без последствий оставить, я поднажму. Я и сам нервничаю: конец квартала. И ребятам моим скажу: поднавалимся. Они могут!

Ч а ш к и н а. Значит, нажать обещаешь, Гриша?

С е м и н. Увидите.

Ч а ш к и н а. Тогда снимем.

Семин встал, помялся, собираясь что-то сказать.

Чего тебе еще надо, Гриша?

С е м и н. Только не обижайтесь, уважьте, так сказать, молодого отца. Я к вам с чистым сердцем шел. Вот!.. (Вытаскивает из кармана четвертинку.) По маленькой за Пантюху моего.

В о р о н я т н и к о в. Убери!

С е м и н. Я виноват, знаю, а маленький-то при чем? Шесть килограммов весу родился. Доктора говорят — неслыханное дело. Уже рекорд поставил!

Ч а ш к и н а. От такого, как ты, и в полпуда может.

С е м и н (смеется). И длиной — шестьдесят два сантиметра. Тоже весь медицинский персонал глаза повыкатил. Как же мне от радости… Ну, не буду. (Разлил водку в два стакана, себе налил в крышку от графина.) За Пантелеймона прошу!

Чашкина взяла стакан. Воронятников не берет.

Ч а ш к и н а. Пригубь, Авдей, бери. (Тихо, на ухо.) Об общем деле думай, Авдей.

В о р о н я т н и к о в (берет стакан, глухо, Семину). Тебя да таких, как ты, действительно в Америку послать работать хорошо бы… Вы бы там живо всю капиталистическую систему развалили. Ну, поздравляю.

Чокаются.

Пусть тебя твой Пантелеймон мучает, как ты меня.

С е м и н (хохочет). Пускай, пускай! Я ему волю давать буду, все стерплю, пусть развивается. За него!

Все выпили.

Спасибо вам! Большое спасибо! Я ведь знаю, душевные вы люди. (Ушел веселый.)

Ч а ш к и н а. Ну, леший с ним! Зато голова у нас с тобой болеть не будет.

В о р о н я т н и к о в. Да, воспитали… Ты там действительно скажи, чтобы его персону на аллее не трогали.

Ч а ш к и н а. А я ничего и не говорила. Я знала, Авдей, чем дело кончится.

В о р о н я т н и к о в. Зачем же я-то, Дуся, всю свою жизнь себя в руках держал, терпел? Мне-то, думаешь, что ли козлом прыгать не хотелось? А я только одно слово знал: «надо»! Мы же государство разума строим и смысла. У нас все должно по графику идти, Дуся, во всем. А такие, как он…

Ч а ш к и н а. Вылазят они из графика, это точно — живые… живые больно.

В о р о н я т н и к о в (взревев). А я мертвый?

Ч а ш к и н а. Мы для них старались, Авдей, для них.

В о р о н я т н и к о в. На пенсию хочу, Дуся. Уйду! И ты уйди! И все вместе уйдем. Все!.. И пусть они сами, без нас. Как хотят! Мы им плохи. А они лучше? (Вдруг засмеялся.) Ничего, ничего!.. Пусть он своему Пантелею волю дает. Тот ему покажет! Он еще на моем месте повертится!.. Одного хочу, Дуся, — дожить, посмотреть, как Пантелей из него человека делать будет. Только бы посмотреть! Только бы дожить!

М. Сторожева

ТИХИЙ ОМУТ

Пьеса в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

В а р в а р а.

К о с т я — ее сын.

И р и н а.

И п а т.

Наши дни.

Живописный угол двора за высоким глухим забором. Под старым тополем стол, скамья. Вдали виднеется пруд. Много цветов. Кусты крыжовника и смородины. Конец августа. Жаркий полдень. Слышен мерный рокот комбайна. К о с т я  сидит с газетой в кресле-качалке. Входит  И п а т. Ему лет пятьдесят пять, но выглядит он гораздо старше. В руках у него кусок черного хлеба и луковица. С аппетитом ест.

К о с т я. Перестань чавкать.

И п а т. Зубов нет, а вставить все никак не соберусь. (Сел на скамью.) Хлеб да луковица… Нехитрая, кажись, еда, а сладка. Родная земля произвела.

К о с т я. Родная земля произвела и такой фрукт, как ты.

И п а т. А ты не фрукт? Чем ты лучше меня? В кресло уселся и уже думает — антиллигент. А племянница стадо за него пасет.

К о с т я. Зубы, видно, не зря тебе повышибали. Зачем вернулся?

И п а т. Помирать пришел. В родимую сторонку. Тут я издал свой первый крик, тут испущу свой последний вздох. (Вытирает слезы.)

К о с т я. Меня не разжалобишь. И слезы твои — от лука. Много сразу откусил.

И п а т. Как вы тут спите? Шум, грохот, трескотня… У тебя еще не так слышно — забор глушит…

К о с т я. Колхозники в жатву не спят.

И п а т. Ты-то спишь… Твоя мать грозилась меня помелом из сарайчика…

К о с т я. Грозилась — значит, выгонит. Привык как запечный таракан… без прописки. Куда зимой-то денешься?

И п а т. До зимы дожить еще надо… Не ушел бы из деревни, и у меня был бы дом. Такие же вот сады-садочки, цветы-цветочки… Хочешь искупаться — ныряй в пруд. В тенечке полежать под яблоней — располагайся. А свежей рыбки поесть — к твоим услугам зеркальный карп… Прямо райские кущи! Только змея-искусителя не хватает.

В воротах появляется  В а р в а р а  с хозяйственной сумкой.

В а р в а р а (Ипату). А ты? Чем не змей-искуситель?

И п а т. Варвара Семеновна даже не присядет. Уже на заслуженном отдыхе, а все хлопочет, все хлопочет. Ни дать ни взять — рабочая пчела.

В а р в а р а. А ты, трутень, пенсию себе заработал?

И п а т. Пока нет. Я еще молодой.

В а р в а р а. Вот так молодой! Совсем лысый.

К о с т я. Он еще не оперился. Что принесла?

В а р в а р а. Хлеб, сахар, мыло, треску в томате…

К о с т я. Я же тебе сказал: не трать деньги на консервы. У нас своя рыба. (Показал на пруд.) Живая.

В а р в а р а. Чтоб подохла она, твоя рыба!.. Ах, Костя, Костя…

К о с т я. Не с той ноги встала? Пруд для чего?

В а р в а р а. Это не пруд, а омут. Тихий омут. Затянет он тебя.

И п а т. Уже затянул. Только уши торчат. (Хихикает.) Женить его надо. Засиделся в девках.

В а р в а р а. У людей страда. Жатва…

К о с т я. У меня тоже дела.

В а р в а р а. Знаю я твои дела.

К о с т я. Человека жду. Цемент должны привезти. Пол в теплице надо бетонировать? Зима на носу.

В а р в а р а. Колхоз начинали — все из дому в колхоз несли: кто лопату, кто кирку. Теперь — все из колхоза в дом: кто кирпич, кто гвозди, кто цемент…

К о с т я. Хватит!

В а р в а р а. Нет, не хватит, сынок. Не для того отец твой жизнь на войне отдал, чтобы сын его от людей отгораживался. Забор выстроил — аж небо подпирает. Развел тут… А чтоб матери помочь воды натаскать, в магазин сходить… Где там! Линка, внучка, приехала ко мне на лето погостить — он и ее запряг в работу. Коров заставил пасти. Нашел батрачку! (Показывает на Ипата.) Этого тоже завербовал?

К о с т я. Надоели мне эти разговоры! Каждый день одно и то же! С утра до вечера!

В а р в а р а. Одумайся, пока не