Советская одноактная драматургия, 1978 - Гунар Рейнгольдович Приеде

В о р о н я т н и к о в. Иван Никитич в отпуске.

Ч а ш к и н а. А приедет? Семин тебе сказал: поднажмем, вывернемся. А без него? Молчи, Авдей, молчи! Портрет его заел. Черт с ним, оставим портрет, пусть висит, его самолюбие тешит. Хватит и строгого выговора.

В о р о н я т н и к о в. С предупреждением.

Ч а ш к и н а. И премиальными стукнем. Разве мало?

В о р о н я т н и к о в. Ладно, черт с ним, пусть висит.

Ч а ш к и н а. И помолчи.

В о р о н я т н и к о в. Попытаюсь.

Ч а ш к и н а. Уткнись в бумаги, будто дело делаешь. Сама договорюсь. (Пошла к двери, открыла.) Семин, входи.

С е м и н (входя). Можно?

Ч а ш к и н а. Можно. Мы тут посоветовались с Авдеем Валентиновичем, решили пойти тебе навстречу: портрет оставим. Парень ты молодой, тем более теперь — отец семейства. Ставить тебя в положение не хотим.

С е м и н. Спасибо, Евдокия Федоровна. И вас благодарю, Авдей Валентинович.

Воронятников, будто не слышит, уткнулся в бумаги.

Спасибо вам, Авдей Валентинович, говорю.

В о р о н я т н и к о в. Слышу, слышу, не глухой. Виси на здоровье, срамись.

С е м и н. Почему же «срамись»?

В о р о н я т н и к о в. А потому, что скажут: вон, посмотрите на этого гулену, у которого выговор с предупреждением. Улыбка-то твоя зубастая там в самый раз будет. Смех! Ну поблагодарил — и ступай. Надеюсь, поступок свой прочувствовал.

С е м и н. Нет, Евдокия Федоровна, уйду я все-таки!

Ч а ш к и н а. Куда?

С е м и н. На изоляторный.

Ч а ш к и н а. Ну чего ты, сказали — портрет оставим, значит, оставим.

С е м и н. Авдей Валентинович справедливо подметил: какой же портрет, когда строгий выговор, да еще с предупреждением. Смех!

Ч а ш к и н а. Гриша, у тебя же проступок: три дня. Это же справедливо.

С е м и н. А я разве говорю, что несправедливо? Конечно, справедливо: не гуляй, так тебе и надо.

Ч а ш к и н а. Ну так что?

С е м и н. Все равно срам. С предупреждением…

В о р о н я т н и к о в. Может, тебе без предупреждения охота?

С е м и н. Это уж как пожелаете. (Садится к столу, пододвигает к себе листок бумаги.)

Ч а ш к и н а. Что ты сел, что?

С е м и н. Напишу. По желанию надо, да?

Ч а ш к и н а. По какому желанию?

С е м и н. По собственному.

Ч а ш к и н а. Погоди!

С е м и н. Чего ж годить, Евдокия Федоровна… Конечно, все в меня тыкать будут: огреб, мол, выговор, достукался… Я все-таки передовой, мне обидно.

В о р о н я т н и к о в. Обидно ему, Дуся, обидно!

Ч а ш к и н а. Авдей!..

В о р о н я т н и к о в (резко вскакивая из-за стола). Да я его!..

Ч а ш к и н а (перекрикивая). Семин, выйди!

С е м и н (встал). Совсем уйти?

Ч а ш к и н а. Нет, жди, я позову. Далеко не ходи.

С е м и н  вышел.

Ну кто тебя за язык тянул дразнить его?

В о р о н я т н и к о в. Я? Его? Дразнил?

Ч а ш к и н а. Он же самолюбивый.

В о р о н я т н и к о в. А я нет? У меня кожа, как у слона? Нет, не кожа, кора дубовая! Он самолюбивый? Он бессовестный, а не самолюбивый. Был бы самолюбивым, честь бы свою берег, вот что!

Ч а ш к и н а. Мы же в безвыходном! Четыре дня осталось, а он может. Ты пойми, он всех спасет: и тебя и меня. Всех! Да и нельзя его отпускать. Таких по всей стране с огнем ищут, с руками рвут. Ты же все лучше моего понимаешь. Снимем с него это — с предупреждением, можно и просто — выговор. Подумаешь! Что значит — с предупреждением? Так, пустое слово. Не цепляйся. Выговор — это крепко. (И, не дождавшись согласия Воронятникова, крикнула в дверь.) Семин, войди!

Вошел  С е м и н.

Сядь. Да не к столу, а сюда. Снимает с тебя Авдей Валентинович «с предупреждением». Он добрый, душа-человек. Все! Иди, Гриша, работай. (Видя, что Семин о чем-то думает, быстро.) Мальчика-то как назвали?

С е м и н. Пантелеймоном.

Ч а ш к и н а. Как?

С е м и н. Пантелеймоном. Это жена захотела. Она учительница у меня, мудрует. Говорит: зря древние имена из обихода вышли. (Улыбается.) Эксперимент, значит, делаем. Вроде как ученые себе чуму или холеру прививают. (Смеется.) Я ей говорил: будет мальчик, три месяца делай что хочешь. Вот она и начала. (Весело.) Авдей Валентинович, да снимите вы с меня совсем этот выговор. На кой он? У меня настроение радостное, а вы его портите. Вон социологи говорят: у рабочего хорошее настроение надо поддерживать, тогда производительность труда поднимается. Вы на эту лекцию ходили? Я ее с удовольствием слушал.

В о р о н я т н и к о в. «С удовольствием»! А как же тебе ее без удовольствия слушать, когда вся страна, все ученые только и делают, что о твоем хорошем настроении пекутся. А ты все хамеешь и хамеешь!

Ч а ш к и н а. Авдей!

В о р о н я т н и к о в. Думаешь, ты передовик? Как бы не так! У тебя руки золотые, а до передовика-то еще пыхтеть и пыхтеть! Тебя для стимула на аллее вывесили, а ты и вообразил! Ты не передовик! Ты задовик, вот кто ты! Задовик!

Ч а ш к и н а. Авдей!

С е м и н (идет к столу, садится на стул, пододвигает к себе бумагу). Я с вами, Авдей Валентинович, браниться не буду, не так воспитан. (Пишет.)

Ч а ш к и н а. Семин, погоди!

В о р о н я т н и к о в. Пусть пишет, пусть!

Ч а ш к и н а. Авдей, не надо.

С е м и н. Выговор мне… Кто же после этого меня в бригаде уважать будет? Какой уж тут подъем…

Ч а ш к и н а. Снимем выговор.

В о р о н я т н и к о в. Нет, не снимем!

Ч а ш к и н а. Авдей, сядь. Семин, выйди.

С е м и н. Да разве он понимает современного рабочего человека!

В о р о н я т н и к о в. Не понимал, не понимаю и понимать не хочу! Голову дам отрубить, а на своем стану. Выговор не сниму.

С е м и н. Тогда я…

Ч а ш к и н а. Семин, сядь! Авдей, выйди… то есть, наоборот, ты сядь, я уйду… то есть я сяду, а ты выйди… Тьфу! Тихо! Выйди, Семин.

С е м и н. Пожалуйста. (Пошел.)

Ч а ш к и н а. И будь недалеко.

С е м и н. Знаю. Вы недолго — я обедать хочу. (Вышел.)

Ч а ш к и н а. Авдей…

В о р о н я т н и к о в. Дуся, не надо! Портим мы их, разлагаем, волю они берут, все забирают без остатка.

Ч а ш к и н а. Да делать-то что, что делать, я тебя спрашиваю? Кто он мне — сват, брат? Я об общем деле думаю, об общегосударственном.

В о р о н я т н и к о в. Пусть меня за него выгонят: упустил, мол, золотые руки. Нет, не упустил — выгнал!

Ч а ш к и н а. Никто тебя не тронет, и не в тебе дело. План надо дать — это главное, смысл. План! Ты не кипятись. У тебя всегда государственная голова была, ты всегда широко мыслил, верно?

В о р о н я т н и к о в (остывая). Верно.

Ч а ш к и н а. Ну и презирай его в душе, ненавидь даже, но интересы общие выше ставь. Пари над ним, ты умеешь парить, орел. Так говорю?

В о р о н я т н и к о в. Парить умею.

Ч а ш к и н а. И все! Нужен он сейчас. (Зовет.) Семин! Иди сюда!

Входит  С е м и н.

С е м и н. Сняли?

Ч а ш к и н а. Гришка, Гришка, любим мы тебя, потому и балуем.

В о р о н я т н и к о в. Теперь он премиальные обратно требовать будет.

Ч а ш к и н а. Авдей!

С е м и н. У всех будут премиальные, а у меня нет. Ко Дню-то Конституции всегда было.

Ч а ш к и н а. Гриша, Гриша, это уж на вымогательство похоже.

С е м и н. Я, Евдокия Федоровна, всяких этих красивых слов не боюсь, мы под ними уж и без зонтика ходим. (Надулся.)

В о р о н я т н и к о в (Семину). Ты знаешь, что я решил? За прогул в три