Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер

тени слов разбегаются по свету куда быстрее, чем сами слова, удивительно, правда? Слова — это ведь что-то нематериальное, это тоже тени — тени мыслей. Значит, они способны разбегаться по миру со скоростью мысли, а это невероятная скорость! Но вот их тени, все эти дневники, записки, заметки — они разбегаются еще быстрее, будто тараканы от света. Не успеешь написать что-то, а на другом конце города — вжик! Об этом уже поют куплеты. Вжик! Ужасно, друг мой, просто ужасно!

Тень идет к письменному столу, садится за стол. Далее обращается к пустому стулу.

Так вот (понижает голос), дорогой Христиан-Теодор, в первый год пребывания моего в новом статусе — в должности правителя нашего города, — случилось со мною нечто странное.

Я влюбился. (Пауза). Ты удивлен? Да, влюбился, как мальчишка, как — как человек, обычный человек! Она была служанкой моей официальной супруги — принцессы Луизы. Ее звали... неважно, как ее звали. Допустим, Анна. Анна-Сюзанна. Красиво было бы, правда? Теодор-Христиан и Анна-Сюзанна. Чем не пара? Она была очаровательна. Скромна, тиха, услужлива — как настоящая тень. Конечно, я преувеличиваю, как всякий влюбленный. Но, признаюсь честно, я даже полагал, что она, возможно, и есть тень — тень Луизы. Но нет, просто она была очень хорошей девушкой. А ты же знаешь — хорошие девушки всегда похожи на тени. Во всяком случае — должны быть похожи на тени. Тот год... (Просматривает несколько исписанных страниц из стопки) . Тот год был для меня довольно сложен. Но и полезен, весьма полезен. Я ведь очень способный, я ведь твоя тень, а уж ты-то, Христиан-Теодор, ты-то личность незаурядная. Но главный опыт, который я приобрел в тот первый год моего правления, заключался в том, что люди... (Машет рукой). Люди... Люди не заслуживают доброго слова. Я-то полагал, что мерзавцами, циничными подлецами были только те, придворные, те, что немедленно признали меня своим властителем, те, что ни в чем неповинного ученого, уважаемого гостя нашего города по имени Христиан-Теодор отправили на казнь по первом уже моему слову. Ах, как я ошибался! Остальные-то были не лучше. Просто — мельче. Они обманывали туристов, они воровали у приезжих, они кричали «ура!» тем, кого ненавидели и презирали. Они радостно доносили на соседей и родственников. Причем последнее было совсем ни к чему — я-то знал всё обо всех от их же собственных теней. Да, тени гордились мною — едва после того твоего визита во дворец поползли слухи о том, кто я такой. Помнишь?

ГОЛОС ХРИСТИАНА-ТЕОДОРА (за стеной).

Тень, знай своё место!

ТЕНЬ (зябко передергивает плечами).

Бр-р, до сих пор мурашки по телу бегают, как только вспомню. И кости-суставы начинает ломить, как перед дождем. Сразу хочется лечь на пол (нехотя ложится на пол), растянутся у твоих ног (медленно, лениво потягивается) и забыть обо всем на свете (закрывает глаза). Забыть обо всем. (Вскакивает). Но — нельзя! Слишком большая ответственность на мне сейчас лежит, слишком большая. (Пауза). Ну, это так, к слову.

Тень подтягивается, садится на трон. Теперь он (она?) принимает позу всемогущего и великодушного повелителя: обе руки — на подлокотниках трона, подбородок вздернут, на губах улыбка.

Я старался быть с нею ласковым и добрым. Я стремился заменить официально-любезный тон, выработанный мною в самом начале пребывания во власти, на искренне-дружеский. И, мне кажется, у меня получалось. Она стала мне улыбаться, испуга в глазах поубавилось. В конце концов, я позволил себе признание. Я рассказал ей о своей любви. Каюсь, Христиан-Теодор, я использовал твои знания поэзии, но, уверен, ты простишь мне это невинное заимствование. Это же любовь, а не научная работа, верно? (Мечтательно). Да, я излил свои чувства — я впервые был искренним, впервые мне хотелось раскрыть душу перед человеком. Перед девушкой! И она ответила. Боже, я буквально купался в ее проникновенных словах! Как зачарованный я слушал о том, что, оказывается, она тоже влюбилась — в меня! Еще до того, как я стал правителем. Оказывается, она обратила на меня внимание, когда я поступил во дворец помощником лакея. О, Христиан-Теодор! Меня переполняли чувства. Я упал перед ней на колени. (Падает на колени; пауза). И всё кончилось. Стоя на коленях, я случайно взглянул на ее тень. Ах, лучше бы я не делал этого! Потому что тень немедленно мне сказала всё, чего я не хотел слышать и замечать. Анна-Сюзанна, моя любовь, говорила слова, которые ей придумала моя жена, принцесса

Луиза. И делала она это, чтобы у Луизы появилась возможность оставить меня и уехать заграницу. Анна-Сюзанна должна была заменить мне жену — и доносить обо всех моих поступках Луизе. И мы расстались. Я — с нею, она — со своей головой. (Встает). Сейчас, когда прошло немало времени, я порою задумываюсь — а не поторопился ли я? Что, если Луиза подкупила не служанку Анну-Сюзанну, а ее тень? Что, если тень меня обманула — по указанию Луизы? Не знаю, не знаю. Ах, если бы я не поторопился... Ах, если бы мне довелось встретиться с нею еще раз! То есть, опять увидеться с нею, словно в первый раз. Уже зная, к чему должно привести это знакомство. И объяснить ей... впрочем, ничего ей не объяснять. Например, окинуть безразличным взглядом и отвернуться. И забыть, забыть навсегда имя Анна-Сюзанна. Окатить, что называется, волной равнодушия. (Качает головой). Нет. Не получится. Не буду себя обманывать, я всё еще влюблен в эту предательницу. Да. Всё еще влюблен в неё. Тем более что она, возможно, никого не предала. Хотя, с другой стороны, зачем бы ее тень, даже по требованию Луизы, обманывала меня? Не знаю, Христиан-Теодор, не знаю. И уже никогда не узнаю.

Тень ставит к столу еще один стул, возвращается в кресло. Включает обе лампы. Оба стула теперь отбрасывают странные тени — словно на обоих стульях неподвижно сидят невидимые нам люди.

У меня были два партнера по карточным играм, два самых близких моих друга. Мистер Хайд, тень доктора Джекила (указывает на один стул), и Тень отца Гамлета (указывает на второй стул). Вот, говорят, мистер Хайд был олицетворением зла. В отличие от доктора Джекила. Но ведь это один и тот же человек! Да, Хайд был материализацией теневых сторон натуры Джекила. Но — натуры Джекила, а не чьей-то еще! Почему же все сочувствуют Джекилу и ненавидят Хайда, если это один и тот же человек? Ни одна тень не может