Театр одного поэта. Пьесы, поэмы - Даниэль Мусеевич Клугер

Допустим, вторая цитата никак не связана с сюжетом пьесы — она всего лишь проясняет отношение автора к оригиналу — сюжету Андерсена. Кстати, фраза Андерсена не имеет никакого отношения к его сказке «Тень». Но первая, первая цитата! Она ведь очень важна! Подумайте — ведь в ней Андерсен прямо говорит, что и его оригинальный сюжет — о человеке без тени, — не оригинален. Но что это за сюжет? О чем речь? И — главное — почему Евгений Шварц счел для себя необходимым упомянуть его? Что он хотел сказать этим? (Качает головою). Зря, ох, зря многочисленные постановщики отмахивались от эпиграфов. Писатели такого уровня, такого мощного интеллектуального масштаба, каким был Евгений Львович Шварц, не пишут ненужных фраз. Цитаты эти не просто важны — они чрезвычайно важны. И вы в этом убедитесь очень скоро. Как только я превращусь в главного героя — Теодора-Христиана. Ах, да! Кто такой Теодор-Христиан? Ну, как сказать... Теодор-Христиан — это тень ученого по имени Христиан-Теодор. Христиан-Теодор, приехав в некий курортный город, однажды утратил тень. По собственной инициативе. Или по глупости, которая иногда оказывается присуща даже очень умным людям. И тень, назвав себя Теодором-Христианом... вот как забавно: Христиан-Теодор и его тень Теодор-Христиан... Да, так вот, тень зажила собственной, весьма интересной жизнью, сложной и даже опасной. Впрочем, Христиан-Теодор тоже оказался в щекотливой и тоже опасной ситуации. Он едва не погиб. (Понизив голос). Между нами говоря, Теодор-Христиан приказал Христиана-Теодора казнить. За отказ того поменяться с ним местами. Короче говоря, Теодор-Христиан предложил Христиану-Теодору стать тенью Теодора-Христиана, а Христиан-Теодор почему-то отказался от такой чести. Вот за это Теодор-Христиан, уже женившийся на принцессе и ставший правителем города, приказал отрубить бывшему своему хозяину голову. Вот так просто: взять — и отрубить. Но оказалось, что, если отрубить голову Христиану-Теодору, то и Теодор-Христиан тоже лишится головы. Ничего не поделаешь: Тень есть Тень. Если у человека нет головы, то и у Тени ее нет. И наоборот, так-то. И ученого в срочном порядке оживили, и он, в конце концов, просто ушел из города. Прихватив с собой влюбившуюся в него девушку по имени Аннунциата. А Теодор-Христиан остался правителем замечательного и беззаботного города-курорта.

Ведущий (всё еще не Теодор-Христиан, он лишь собирается перевоплотиться в этого персонажа) вновь задумчиво проходит из конца в конец по авансцене. Свет прожектора следует за ним, не выпуская из освещенного круга.

(Бормочет). Так, ну, это я рассказал, об этом я сообщил, вроде бы и об этом. Ах, да!

Останавливается, говорит, постукивая указательным пальцем по книжному томику с закладками.

Оказывается — мы узнали о том совсем недавно, — Теодор-Христиан все время вел дневник, и этот дневник, эти его мемуары оказались в наших руках. Как и почему — позвольте не отвечать на этот вопрос, ибо тут имеются несколько весьма щекотливых моментов, которые неуместно излагать со сцены. Мемуары Теодора-Христиана, Тени ученого-фольклориста Христиана-Теодора, стали основой нашего рассказа. Рассказа о частной жизни Теодора-Христиана. Приступим!

Взмах руки. Книга исчезает из рук Ведущего, словно растворяется в воздухе. А сам Ведущий — собственно, он уже не Ведущий и не Актер, он уже на полпути превращения в Теодора-Христиана, — делает шаг из освещенного круга в темноту.

Исчезает. Точнее, сливается с темнотой за пределами освещенного круга. Свет на авансцене гаснет — и зажигается уже на сцене. И начинается действие.

АКТ ПЕРВЫЙ

 (он же — единственный)

На сцене — тронный зал дворца правителя города — Его Превосходительства Теодора-Христиана. В центре — трон с высокой спинкой. На спинке изображен герб Теодора-Христиана. Герб — два профильных силуэта, черный и белый, вырастающие из одной весьма длинной шеи. Над профилями — солнце, символические лучи которого направлены вниз, на профили. Силуэты и солнце обрамляет лента с надписью на латыни: «Impetousus et Silentium? Inklementia et Liberalis»{2}.

А еще на угол спинки, справа или слева, небрежно нахлобучена черная блестящая шляпа-цилиндр.

Справа и слева от трона — два портрета. На первый взгляд, это портреты одного и того же человека, но на одном из них — белая ленточка и надпись «Христиан-Теодор», на второй — черная ленточка и надпись «Теодор-Христиан».

По обе стороны трона, вряд — одинаковые вешалки для одежды, на которые насажены каски с «норманнскими» рожками; под касками висят автоматы. Это не просто вешалки — это стражники-гвардейцы, самая надежная охрана правителя города Его Превосходительства Теодора-Христиана.

На авансцене слева — письменный стол. На столе настольная лампа под зеленым колпаком, письменный прибор с гусиным пером в чернильнице, телефон и большая стопка листов бумаги.

На троне, развалившись, сидит Теодор-Христиан (недавний Актер и Ведущий), в скромном темно-сером костюме, с цветком черной гвоздики в петлице. В руках у Теодора-Христиана гитара.

ТЕОДОР-ХРИСТИАН, в дальнейшем ТЕНЬ (вздыхая).

Господи, как же скучно-то! Ей-богу, когда я был всего лишь тенью господина Христиана-Теодора, знаменитого ученого, собирателя фольклора и исторических курьезов, мне было куда веселее. Когда я еще не носил имя Теодор-Христиан, моя жизнь была разнообразнее, встречи неожиданнее, а развлечения — полнее. Да, я лежал у ног того самого Христиана-Теодора, в пыли и грязи, меня полоскали в лужах и сушили на песке... но иногда я становился гигантом! Я вырастал до облаков — при ярком лунном свете, в ночи полнолуния, когда хозяин мой страдал бессонницей и выходил на ночные улицы. Я крался за ним. Я забирался на верхние этажи домов! Я заглядывал в окна спален! Чего только я не насмотрелся в те времена! А сейчас (встает с трона, кладет на трон гитару, прохаживается перед строем вешалок; уныло), а сейчас — одиночество. Полное одиночество, полнейшее одиночество. О, люди не знают, что такое одиночество. Как можно быть в одиночестве, если твоя тень всегда при тебе? Ты можешь с нею спорить, беседовать, советоваться. Ты можешь разделить с нею трапезу. Ты можешь даже влюбиться в неё... то есть, в него... то есть, в собственную тень! Можешь подраться с тенью. В конце концов, у боксеров даже существует такой термин — «бой с тенью». (Вновь вздыхает). Но если ты — тень, и человека у тебя нет (а такое иногда случается), ты один-одинешенек. Вот оно, подлинное одиночество, способное довести до безумия.

Тень останавливается перед одной вешалкой. Снимает каску, придирчиво рассматривает ее.

ТЕНЬ (обращаясь к вешалке, строго).

Почему шлем нечищеный? Что за разгильдяйство? Два наряда вне очереди! (Надевает каску, встает рядом с вешалкой;