Летят журавли - Виктор Сергеевич Розов

Михаил. Не то говоришь, совсем не то. Я и сам знаю, что назад нельзя, нету ходу… Во мне сейчас какой-то другой человек говорит, не я – вот этот, весь своей жизнью сделанный, – а тот, настоящий. Он, Вася, интереснее меня, глубже в сто раз. Если бы не та война, я бы тот был, другой. Во мне как бы два, понимаешь, человека есть. Ну ладно, не смотри ты на меня как на свихнувшегося. Позови ее, Вася. Я хоть наговорюсь, я хоть все слова скажу. Я же потом их никогда в жизни никому не скажу. Сегодня-то я еще могу.

Василий. Не надо, Миша.

Михаил. Не надо, считаешь? Нельзя мне, да? Да, нельзя. Ох, Васька, Васька… (Мечется.)

Василий. Ладно… Я позову… Мне что…

Михаил (оживленно). Позови, позови!

Василий. Предлог-то какой выдумать?

Михаил. Не знаю, не знаю, сам сочини, сам.

Василий уходит. Из дома выходит Матвеевна.

Матвеевна. Поставили тесто… Вот, Миша, как жизнь-то твоя переворачивается. Это оттого, что ты хороший человек. Хорошего человека судьба пожметь-пожметь да и отпустит, обласкает еще. Покурить у тебя нет?

Михаил. Есть. (Достает папиросы, угощает Матвеевну и закуривает сам.)

Матвеевна. Садись, покурим. (Садится на лавочку.) Хорошо, а?

Михаил. Хорошо.

Матвеевна. Экой ты молчун. А я говорунов люблю, зубочесов. Мой-то трепло страшное. Приучил, видать. Я, знаешь, не могу одна быть, только в коллективе. Когда одна дома остаюсь, страх нападает, пугаюсь. К кому-нибудь иду или к себе зову. Не выдерживаю одиночки.

Голос Сергеевны. Матвевна!

Матвеевна. Аюшки?

Голос Сергеевны. Где провалилась? Картошку чисть!

Матвеевна. Иду-у! Ох, завтра расколюсь! (Ушла.)

Михаил идет к калитке. В это время входят Василий и Клава.

Клава. Иди, Миша, костер уже поджигают. (Василию.) Чего, ты говоришь, срочно делать надо?

Василий молчит.

Михаил. Иди сюда.

Василий пошел к калитке.

Вася, не уходи. Стань у калитки. Если пойдет кто, знак дай.

Василий. Ты что?

Михаил. Стань, говорю. Да не с той стороны, а с этой.

Клава. Что, Миша?

Михаил. Сядь тут.

Садятся у стола.

Василий (идет к столу и вывинчивает лампочку). Неопытность. (Стал у калитки.)

Михаил. Как же так вышло, Клава?

Клава. Да. Прошло мимо, Миша. Мимо прошло. Одна я виновата. И не жалуюсь. Не меня жизнь обидела, а я ее. Понимаю… Свела она нас с тобой и все знаки подала, а я не прислушалась живого голоса. Сама, думаю, по себе… Что мне в нем показалось, не знаю. Ослепил. Разве я могла думать, что такой красивый, такого большого роста может быть таким маленьким…

Михаил. Обидел тебя?

Клава. Разве тем, что сам себя раскрыл… И как только потухло там все, рассеялось, сразу ты опять передо мной встал. Ведь лучше тебя и человека в мире нет. Как я люблю тебя, Миша мой… Не мой, не мой! Ты меня прости за эти слова, некстати они, и нехорошо, знаю. Я бы тебе этого ни за что не сказала, если бы не свадьба твоя завтра. Потом-то уж совсем неприлично мне будет тебе подобное сказать. Я бы и сюда, в наш город, не приехала, если бы мать не заболела. И за Волгу сюда потому не ехала. Если бы Нюра в рядах не встретилась, и не пошла бы. А уж когда она позвала – неловко, думаю. Да и тянуло, тянуло… Я только хочу, чтоб ты простил меня, Миша, если можешь…

Пауза. На заднем плане видны багровые всполохи от костра.

Василий. Костер запалили.

Пауза.

Михаил. Не люблю ведь я ее.

Клава. Не говори! Не говори так!

Михаил. Жалею только. Товарищеской любовью люблю.

Клава. Привыкнешь, Миша, привыкнешь, она хорошая, добрая.

Михаил. Тебя люблю и всегда любил. Привязался я к Нюре, верно, особенно от тоски. Год идет, два, а кругом все: «Чего тянешь?», «Женись», «Не волынь», «Пора». Я ведь и сам подумал: все так и надо, это и есть жизнь, это счастьем и называется, покоем. А то – к тебе – болезнь вроде была, горячка… Какую-то я ошибку сделал. Только ты не думай, женюсь я на ней, верным ей буду на все время.

Клава. Знаю, знаю! Что ты! Назад поворачивать разве можно!

Сидят молча.

Михаил. Сегодня-то ведь я еще совсем свободный человек. Не хочу быть чистым. Можно я тебя поцелую? Один раз, только один раз.

Клава. Да, можно…

Михаил целует Клаву долгим, горячим, влюбленным поцелуем.

Михаил. Ну и все. Теперь я знаю, что это. Ты знаешь, я сам себя сейчас уважаю. Я каким-то вольным себя чувствую. Хорошо свободным быть!.. Уходи… Погоди, еще раз. (Целует долго.) Ну и все, все!.. Еще!

Клава. Нет-нет, милый, не надо!

Михаил. Да-да. Милая ты моя! Ой-ой-ой-ой-ой! В первый раз я живу!

Клава. Уеду я. Клянусь тебе, уеду. Даже знать не будешь где.

Михаил. Да-да… Ну все!.. Иди теперь вниз, к костру. Я тоже приду немного погодя. Иди. (Подходит к Василию.) Иди, Вася.

Василий. Разорви все, Мишка! К чертовой матери разорви!

Михаил. Нельзя, Вася, нельзя, не сходи с ума!

Василий. Миша, разорви! Разорви, Миша!

Из-за сарая появляется Майя.

Майя. Вы что? (Василию.) Я за тобой, паразитом, пошла. Клавку-то, думаю, подцепил, повел. Подошла к забору, прильнула – дух захватило. Вот что детдомовцы-то вытворяют! Совесть-то где у вас, честность? Такого еще за всю жизнь не только не видывала, не слыхивала и не читывала. (Пошла к калитке.)

Василий (преграждая ей путь.) Куда?

Майя. Ну, конец вам будет!

Василий (удерживая Майю). Миша, Клава, ходу давайте на берег к костру, ко всем. Да по одному, а не вместе.

Майя. Пусти! (Хочет вырваться.)

В это время Михаил и Клава уходят в калитку.

Ты думаешь меня силком взять, глотку мне заткнуть!

Василий (отпуская Майю). Давай, Майя, поговорим с тобой.

Майя. Не уговаривай меня, не на такую напал.

Василий (резко). Ну, Майя, говорю прямо: или ты меня имеешь, или все.

Майя. То есть?

Василий. Только пикни, и я тебя на таком расстоянии держать буду, вот как отсюда до Пантусова.

Майя. Что это ты еще, Василий?

Василий. Ну, иди сюда.

Майя (подходя). Что?

Василий обнимает ее.

Не трожь!

Василий. Как хочешь. (Отпускает ее.)

Майя. Ну валяй!

Василий (обнимает Майю). У-у-у, жару-то в тебе сколько…

Майя. Хороша?

Василий. Хороша.

Майя. То-то… Чего днем-то куражился?

Василий. Настроения не было. Да еще ремеслухой попрекнула.

Майя. Сгоряча.

Василий. И шла бы к ученому.

Майя. Ну их, ученый тебя обнимет, замрет и начнет про какую-нибудь кибернетику говорить.

Василий. Рта не разевай, поняла?

Майя. А что это Мишка-то, подлец какой? Все-то его за порядочного считали, даже я. Передовик, тихий!

Василий. Любовь тут.

Майя. Я видела.

Василий. Да не такая, настоящая.

Майя. Какая это?

Василий. Пойдем к костру.

Майя. А чего нам там делать? Пойдем лучше к тому лесочку, побродим.

Василий. Неловко… потом погуляем.

Майя. Свадьба-то будет?

Василий. Будет, будет.

Майя. А то ведь и не потанцуешь… (Обнимает Василия.)

В калитку входит Салов.

Салов. Тьфу, судить надо за такое безобразие.

Майя. Слава богу, у нас в Советском Союзе за любовь не судят. (Ушла с Василием за калитку.)

Салов (зовет). Матвевна, Сергевна!

Входят женщины.

Молодежь-то от костра сюда идет. На стол-то хоть клеенку постелите, поставьте чего пожевать.

Сергеевна. Знамо.

Женщины накрывают стол клеенкой, ставят недорогие конфеты, печенье. Уходят. Салов хочет включить лампочку, которую вывинтил Василий, но лампочка не загорается.

Салов. Испортилась.

Входит Менандр Николаевич.

Менандр Николаевич (отдавая Салову бидон). Получай. Видал моторку-то. Хороша. (Показывая на бидон.) Тут семь вошло, я уж полный налил.

Салов (отдавая Менандру Николаевичу деньги). Это тебе трояк от Николая на пол-литра.

Менандр Николаевич. Спасибочки. (Прячет деньги в карман.) Ну как, управляешься?

Салов. Вроде все нормально идет.

Менандр Николаевич. Один Женька теперь у тебя жеребчиком бегать будет.

Салов. Молодой…