Летят журавли - Виктор Сергеевич Розов

Рита. Не он разлюбил меня, а я его оттолкнула, силой. В лицо ему плюнула, а он мне руки целовал и плакал. Уж только когда за Николая вышла, уехал.

Нюра. Зачем же ты так?

Рита. Помнишь, когда мы еще в школе учились, твой день рождения отмечали? Шестнадцать лет тебе исполнилось… завтра-то как раз десять лет тому будет… Проводил меня Юра до дому, и так мы с ним тогда хорошо у калитки стояли. Вот на этом моя настоящая-то жизнь и оборвалась.

Нюра. А что случилось?

Рита. Проводил он меня, ушел. Ведь и не целовались мы с ним еще… А я не пошла домой. Так мне хорошо было, так внутри пелось. Пошла я по-над Волгой-то к роще. Светать уж начало, розоветь. Вижу, Николай ваш на обрыве сидит. Я к нему подошла… Знала, что он в меня влюблен был, и от этого мне тоже гордо было. Он ведь уж тогда в техникуме на последнем курсе учился… особым мне, десятикласснице-то, казался – и взрослым и недосягаемым в чем-то… Ну, подошла я к нему. Мне от моей любви к Юре всех любить хотелось, всем верила и во все… не то что теперь… Обрадовался он, сильно обрадовался. Пошли мы по роще… А ведь мы тогда, на рождении-то на твоем, вино пили – портвейн да еще настойку смородиновую. Я тот день из минуты в минуту во всех подробностях помню… Тоже от глупой храбрости да от счастья много пила. Мне уж и без вина-то море по колено было – от одной уверенности в жизни… а от вина-то к рассвету совсем шальная стала… развезло, сама не своя… Как уж тогда все это вышло – не хочу говорить… Он-то, может быть, меньше виноват, хотя, дурак, старше меня был, мог бы соображать. Да ничего он не мог, животное этакое!.. Я одна виновата… Мне все Юра перед глазами представлялся… Ну а с утра-то, как проснулась, новая у меня жизнь началась… и по сегодняшний день идет… Юрка-то, бедный, понять не мог, что я на него кидаться стала и с Николаем ходить… А уж что у меня в душе творилось, как я себя душила и казнила… А потом выяснилось – беременная я… Николай-то ваш, как узнал, испугался. Трус он ужасный, жалкий даже… В загс потянул, с перепугу-то… Он ведь меня не настоящей любовью любил, хотелось ему меня, ну и все… И сейчас он меня совсем не любит, боится только. Боится, что убить могу… Убить-то, конечно, не убью, но так мне его иногда отдубасить хочется… Я уж его раза два по морде съезживала… Терпит. После битья-то еще льстивее становится… Есть у него там какая-то женщина… табельщица, кажется… А мне все равно. Так, пугаю его иногда, когда злоба душит. А так – все равно… На работе, конечно, забываюсь, дышу еще, да и то! У всех жизнь нормально идет, смех, дети как дети, мужья… Не могу переносить! Я и на свадьбу твою не потому идти не хотела, что Николай уезжает, – не едет он никуда, это я ему выдумала, чтоб не идти. А теперь приду.

Нюра. Будет свадьба-то? Будет?

Рита. Конечно.

Нюра. Так что же ты тут мне свое-то рассказываешь? Зачем? Мне уж сейчас твоего-то не надо, мне своего хватает…

Рита (грустно). Это я тебе мосточек кладу – через пропасть-то эту.

Нюра. Какой еще мосточек?

Рита. Будь осторожна, Нюра, в ложь не полети… Во лжи жить – все равно что в вонючей яме.

Нюра. Чего ж ты-то тогда от Николая не уходишь?

Рита. Сил нет. Вовремя не оторвешь – так и тянешь.

Нюра. Да ведь любит меня Михаил, любит!.. Что вы тут мне в уши-то жужжите…

Входит Николай.

Николай. Пойдем, Риточка!.. Анна, не переживай, плюнь.

Нюра. Вещи он сюда уже перевез.

Николай. Не нервничай, говорю. Пусть он и не пикнет. Я, может, завтра по такому случаю от командировки освобожусь, попрошу горком.

Рита. Да не ври ты, я уже сказала.

Николай (смеется). Жена!.. Это, знаешь, после партийного руководства вторая сила… Мы тебя в обиду не дадим. (Подходит к сестре, целует ее.) Спи спокойно, полный порядок будет… Риточка, идем.

Рита (целуя Нюру). Приеду завтра.

Николай (зовет). Отец, мы отчаливаем!

Салов появился на крыльце.

Пока!

Салов. До свидания!

Рита. До свидания, Илья Григорьевич.

Рита и Николай ушли. Салов долго смотрит на дочь.

Салов. А я тебе к завтрему тоже подарок приготовил, шкатулочку на базаре купил… ловко сделана… Я поговорил там с Михаилом… он ничего… не обидит. А у мужчин это, Нюрок, бывает… заход вроде… на время… у некоторых.

На крыльцо вышел Михаил.

Мишуха, ты приходи завтра пораньше, лавку доделаем.

Михаил. Хорошо.

Салов. Ночь-то какая!.. Чистая!

Михаил. Да.

Салов. Пойду на дежурство… пора собираться. (Ушел в дом.)

Нюра (подбежав к Михаилу). Мишенька, уедем мы, забудешь ты эту проклятую… Ведь меня ты любишь, меня! Меня? Да?

Михаил. Тебя.

Нюра. Ну вот видишь, видишь!.. Все устроится… Я по завкомовским-то делам когда бегаю, мирю кого – вижу, устраивается… Сидоровы в прошлом году уж как рассорились, насмерть, кажется… Побежала я к нему сперва. Потом к ней… Потом опять к нему… Уж и сама думать стала, что ничего не получится… А ведь вышло… рады они теперь… радехоньки… вышло… Мишенька мой!.. Да неужели все на свете так переменчиво!.. (Обняла его, прильнула.)

Михаил (тоже обнял ее, как ребенка). Поженимся мы, Нюра, завтра, ведь я не отрекаюсь.

Нюра. Точно? Точно?

Михаил. Т-точно…

Нюра. Ну и хорошо, ну и спасибо тебе… Оставайся у нас ночевать.

Михаил. Я уж в общежитие… Ты не бойся, я не сбегу… человек ты мой хороший! (Целует ее в голову.)

Нюра. Любишь ты ее, скажи? Любишь?

Михаил молчит.

Ну не буду, не буду… Ну и что? Пройдет все, вот увидишь, пройдет, забудется… Ну уходи!

Стоят молча.

Дай я тебя поцелую. (Целует Михаила долгим, жарким поцелуем.) Иди.

Михаил уходит. Хлопнула калитка. Нюра села на лавку. Из дома вышел Салов. Он в ватнике, в руках узелок – видимо, пища.

Салов. Ушел?

Нюра кивает головой. Салов идет к калитке.

Как Матвевна и Сергевна уйдут, запри калитку.

Нюра. Женьки еще нет.

Салов. Жди теперь! Через забор перелезет… Спать иди… постарайся… а то лицо мятое будет…

Салов ушел. Нюра неподвижно сидит на лавочке. Слышно, как идет колесный пароход, шлепая плицами по воде. Он дает короткие тревожные гудки.

Из дома выходят Матвеевна и Сергеевна.

Матвеевна. До завтра, Нюрок.

Нюра. До свидания.

Матвеевна. С капустой пироги особливо хорошо удались. Да и все складно получается.

Снова тревожные гудки парохода.

Нюра. Что это как пароход-то раскричался…

Матвеевна. Лодку, поди, предупреждает. Безобразничают… Поперек едут – под самый нос режут… Спешат все… доспешатся… Будь здорова!

Нюра. До свидания.

Женщины ушли. Снова пароход дает короткие тревожные гудки.

Да не кричи ты, не кричи!..

Занавес

Действие третье

Та же декорация. День. Двор чисто убран. Сооружен длинный стол, накрытый скатертями и уже частично уставленный едой и напитками. По забору и крыльцу развешаны цветы живые и искусственные. На ступени крыльца брошена матерчатая дорожка.

Сергеевна и Матвеевна продолжают накрывать на стол, бегая то в дом, то в погреб с кушаньями. Тоня украшает наличники окон полотенцами и цветами.

В калитку входит Майя.

Майя. Ух, разрисовали! Где они?

Тоня. Уже в загс пошли.

Майя. Поплелся, значит, голубчик!

Тоня. А ты как думала?

Майя. Испугался, конечно. Ты слыхала, он с Васькой ночью на ту сторону в лодке катал.

Тоня (она все знает). Хватит брехать-то.

Майя. Люди видели. Вернулся-то на рассвете.

Тоня. Помогай лучше. Скоро придут…

Майя (помогает украшать двор). Закрутил! Клавдя-то не показывалась?

Тоня. Нет.

Майя. Уж, поди, хватит стыда не появляться. Еще погоди, по дороге какое-нибудь колено отмочит… Не дойдя до загса, сбежит. Они, детдомовские, без узды.

Тоня. Будет каркать-то, ворона!

Майя. Увидишь! Барахлишко-то свое