Священные чудовища. Ужасные родители - Жан Кокто

пятого калибра – откупоривающиеся бутылки шампанского и рвущие куски шелка. Английские орудия стреляли непонятно откуда; зенитки распускали рядом с аэропланами шарообразные облака, похожие на серафимов, сопровождающих Пресвятую Деву; Северное море цвета устриц с водой такой холодной, такой серой, такой похожей на формулу H2O+NaCl, что желания искупаться в ней было не больше, чем желания сжечь себя или похоронить заживо.

Ночью небо и земля колыхались в свете ракет, как комната и потолок, освещенные колеблющимся пламенем свечей. Если был туман, то в нем отражались вспышки пушечных выстрелов, которые складывались в один ослепительный блик, достаточный, чтобы свести с ума.

Вдоль моря целовались, расставались, жестикулировали прожекторы. Иногда они сходились вместе, как балерины, и в их лучах можно было увидеть белые животы цеппелинов, направлявшихся в Лондон.

Заснули в Коксиде? Всех будили выстрелы морской артиллерии. Этот огонь сотрясал мир и отбрасывал на окна огромные полосы сиреневого света.

По воскресеньям под звуки пулеметов, поющих в небе на одной ноте, смеющихся, словно череп с костями с пиратского флага, и моторов – рокот от бледно-голубого до черного бархата – офицеры Королевского флота играли в теннис.

Этому огромному пространству из песка и листьев недоставало одного Гийома де Фонтенуа.

Он появился однажды вечером. Его привезли из Дюнкерка на мотоколяске. Встретили его холодно. Причина была в том, что Пескель-Дюпор, устраивая сюда Гийома, отозвал главного весельчака этой гpyппы. Гийом занял еще теплое место; настолько холодное теплое место, что у него замерзло сердце. Он ожидал найти товарищей. А нашел смертельных врагов.

Нелепые мальчишки, неподвластные сверхъестественному очарованию Гийома, сочли его соучастником преступления, о котором он и не подозревал, и сторонились. На таких вот, боящихся чинов и жаждущих наград, только одно и могло еще подействовать – имя генерала.

Но сектор – это провинциальный городок, где аптекарь в бо́льшем почете, чем Шарко. К тому же генерал Фонтенуа не был командиром этого сектора.

Нелепые сплетники сразу заметили, что Гийом полон энтузиазма. Это было слишком, по их мнению. Тут каждый доброволец менее всего обладал доброй волей. В них не было ничего благородного, веселого или простого. Они восприняли рвение Гийома как оскорбление. Он насмехается над нами, думали они. И в отместку отправляли его с рапортами к зуавам в опасную зону. Гийом лучшего и не желал. По парку огня и грома он прогуливался с восторгом.

Благодаря этому он и завязал знакомство с полковником Жокастом. Полковник, увидав имя Фонтенуа, чуть не повалился на спину. Он потащил Гийома в свою нору и, так как было уже пять часов, предложил ему чаю. Телефонист играл роль молодой горничной. Он расставил на краешке стола чашки, чайник и коробку с бисквитами. Так как виллы разорять было запрещено, а любая, самая незначительная, утварь была как раз из них, стало в обычае говорить, что все найдено в церкви.

– Эти чашки из церкви, – сказал полковник, подмигивая.

Полковник забросал Гийома вопросами о дяде. Генерал был его божеством. Он говорил и разматывал бинты на своих толстых ногах, стонал при этом, словно на перевязке. Он поведал о своих тревогах по поводу десанта и разработанном плане обороны. Он также боялся газа, который было почти невозможно применить в этом месте переменчивых ветров. Он гордился своей роскошной столовой.

– Что вы хотите, – сказал он Гийому, – я никогда не отказываюсь от приличий, если это вообще возможно. В этом все удовольствие. Между нами говоря, у меня есть любовница, светская дама. Так вот, когда она обедает со мной или со мной и своим мужем, то всегда одета в бальное платье, а мужчины – в смокинги.

Четвертым его увлечением была «семьдесят пятая» – пушка, установленная на передовой, как корабль в бутылке, в двадцати семи метрах от вражеского поста.

– Представляете себе их морды в случае атаки! – восклицал он. – «Семьдесят пятая» на первой линии! – Он смеялся, хлопая себя по ляжкам.

Вдруг дверь отворилась, и вошел генерал, командующий сектором. В сопровождении двух капитанов в мундирах и лентах он делал обход – устроив своего рода вечеринку-сюрприз, очень неприятную для хозяев.

Полковник вскочил и, отдавая честь, столкнул коробку с бисквитами. С житейским рефлексом полковник бросился подбирать печенье и, метнувшись в противоположную сторону, стукнулся головой о каску генерала.

– Вам больно? – спросил генерал.

Ему было очень больно. Но полковник ответил, что ничего страшного. Гийом, притаившись в углу, пожирал глазами эту удивительную сцену.

Теперь бедный полковник, оправясь немножко от удара физического и морального, описывал свои чудеса. Он дошел как раз до своей «семьдесят пятой» в укрытии, и генерал, забыв, конечно, о прикрытии дюн, осведомлялся, было ли это укрытие из листьев. Тут появился артиллерист. Полковник жестом отстранил его, но генерал запротестовал, не желая ни в коем случае нарушать привычную работу сектора.

– Говорите, – сказал полковник.

Дело касалось «семьдесят пятой». После нескончаемой преамбулы прибывший сообщил, что инженер ошибся в измерениях, что укрытие слишком узкое, что наблюдателя отлично видно и есть шанс, что противник в отместку «бабахнет».

– В отместку! В отместку! – разразился полковник, взбешенный тем, что очутился в неловком положении. – Покажу я им отместку! Еще увидим! – Он прокричал в телефон: – Распорядитесь, сто залпов из «семьдесят пятой» по вилле Вромберг.

– Вромберг? – переспросил генерал. – Клянусь, он про виллу мадам Вромберг! – сказал он, обращаясь к одному из своих капитанов. – Чудесная женщина. Бедная мадам Вромберг!

– Она ваша знакомая, генерал? – вскричал полковник, теряя голову, и схватил трубку: – Отмените стрельбу! От-ме-ни-те стрель-бу!

Генерал понял, в какое состояние поверг этого толстяка его визит.

– Черт побери, вы галантны даже по отношению к развалинам вилл! Ну, покидаю вас. Мне кажется, здесь все в порядке. Нет, не провожайте, не беспокойтесь. Не трудитесь. Я знаю дорогу.

Полковник и Гийом остались. Полковник обливался потом, он тер шишку, набитую о каску генерала. Он спросил, справился ли он с произошедшим.

– Много историй о «семьдесят пятой», – повторял он, – но, чую, лучше об этом забыть.

Они стали пить чай.

Чиновники, снова чиновники, подумал Гийом. Он искал выход. Он желал попасть в такое страшное место, которое бы – грезилось ему – трещало, как фейерверк, стрельбой быстрой, неровной, похожей на вздрагивание спящего, когда снится, что куда-то идешь.

Через день полковник дал ему провожатого на позиции. Они отправились в путь в одиннадцать часов при свете луны.

Вместо того чтобы придерживаться системы траншеи, столь дорогой полковнику, они ослушались и пошли к берегу по старинной главной улице Ньюпорта. Шли от поста до поста, между развалившихся стен, похожих на костяшки домино. Луна увеличивала еще свежие руины, справа