Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

Покойники начали расступаться; в просветах между ними Дема увидел, что же издавало такой странный звук. Над конвейером нависало что-то шарообразное, размером с добрую цистерну на тонких костяных ножках. Да и сам «шар» состоял не то из слежавшейся окоченевшей плоти, не то из костей. Длинные руки-манипуляторы споро орудовали разнообразными инструментами: костяной иголкой с нитью из сухожилий, тяжелым молотом из нижней челюсти, полной жменей гвоздей из ребер. По поверхности чудовищного инструмента ползали какие-то мелкие вертлявые создания с головами, похожими на битые яичные скорлупки – все, как одна, пустые.

Стоило очередному грешнику оказаться под этим шаром, как вертлявые твари тут же принимались за работу: фиксировали, придерживали, направляли и совершали прочие мелкие манипуляции, пока чудовищного размера руки искажали плоть душ: пришивали намертво фуражку к голове, прибивали гвоздями-ребрами к плечу винтовку. Неходячих превращали в странное подобие человекоподобного станкового пулемета, с щитком из ребер и визжащей от боли головой вместо ствола. После тот отправлялся на «свой» конвейер. Хуже всех приходилось тем, от кого и осталось-то что груда кишок да голова: этих тяжелые манипуляторы перемалывали в кровавую массу и лепили из них снаряд, который тоже отправлялся на конвейер.

За «сборочным цехом» конвейеры расходились – вросшие по пояс в землю тулова с чадящим пламенем вместо головы направляли «пехотинцев» тяжелыми ударами блестящих склизкой плотью плетей. Делали они это механически-одинаково, выверенно, будто комбайн колосья собирал. Какие-то удары были так сильны, что грешники падали на четвереньки и едва ползли дальше. Других же отчего-то стегали не так сильно, словно каждого по своим заслугам.

Вперед Акулины и Демьяна прошел Космач, придерживавший за локоть лишившегося ноги Степку Ожегова. Рядом еще двое с их отряда, Рудной и Яременко, а вот спереди всех зна́ток разглядел человека в нацистской униформе. Притом, судя по всему, офицера: юному знатку даже показалось, что он увидел лычки SS на плече немца. В груди вскипела ненависть; он тряхнул Славу Яременко за рукав, сказал:

– Слышь, Слав, кажи-ка им, шоб гэту падаль тута як следует отходили!

– А ты кто такой? – удивился Слава, не узнавая его; он, как и остальные, кроме разве что Космача, мало чего понимал.

– Молчи, без тебя разберутся! – шикнула на Дему знатка. – Нашелся умник! Под монастырь нас подведешь…

– Зразумел, молчу. Акулин, а хто гэта такие, як думаешь? Ну вот гэтые пустоголовые и остатние…

– Как кто? Бесы, вестимо!

Так вот они какие, бесы… Дема уставился на них, пытаясь запомнить во всех подробностях. Ни рогов, ни копыт не видать. Какие-то все несуразные и друг на друга непохожие; слепленные как попало, из падали и костей, они то казались твердыми как кость, то текучими как гниль, постоянно менявшими свой облик. И это пугало – сколько ни гляди, как глаза на секунду отведешь – уже и не помнишь.

Нацист уже подходил к «сборочному цеху», как вдруг уперся ногами и заартачился, с ужасом глядя на уродливый барельеф слежавшейся мертвечины, но толпа напирала. Спина эсэсовского офицера сгорбилась, он захныкал:

– Das war nicht meine Schuld! Der Führer, er war das! Ich hab nur Befehle befolgt! Ich bin nur ein Panzerkommandant! 59

Бесы будто и не слышали его нытья, лишь подтащили костяными баграми в нужное место, а заодно к нему еще троих каких-то азиатов, кажется японцев – не определить, обгорели до черноты. Те верещали и извивались, но шар из плоти был неумолим. С безразличием мясника в несколько скорых движений он с хрустом и чавканьем слепил из этих четверых какой-то ком и принялся подрезать-шить-вытягивать и выламывать. Когда он закончил, на конвейере оказался самый настоящий мясной танк: гусеницы из кишок, дуло из позвоночного столба, башня из чьей-то грудной клетки. Ошеломленный, в пулеметном гнезде торчал азиат, намертво приваренный к своему превращенному в орудие товарищу. Нацист по праву командира, видимо, оказался где-то в двигателе, откуда и продолжал доноситься его жалобный вой. Финальным штрихом огромное лезвие вырезало размашистый паук свастики на кровоточащей плоти, и танк отправился на следующий конвейер.

– То-то, поделом ему, падали! – с мрачным удовлетворением промолвил Дема. – Хоть где-то им, сволочам поганым, по заслугам воздастся.

Подошла очередь Космача. Он сделал шаг вперед, гордо выставил перед собой потертую и поцарапанную в партизанских вылазках винтовку. Застрекотала игла, пришивая неказистую партизанскую одежу к телу; приколотило «мосинку» к руке намертво. А Степка Ожегов не руку подставил, а обрубок ноги, и рядом пулемет свой тяжеленный. «Сборочный цех», будто сжалившись, понял его – и вот уже заместо ноги у солдата протез в виде пулемета, на который Степка встал себе спокойно, оперся дулом о конвейер.

Конвейер унес обоих на новую ленту, и их понесло прочь, вместе с остальной «пехотой», а следом весь отряд партизанский, где служил Дема. На спины им, для скорости, обрушился град хлестких ударов.

Вдруг Дема понял, что подошла их очередь. Манипуляторы уже вовсю хищно перебирали многосуставчатыми пальцами. Акулина молчала, видать, оглушенная ужасом представшего зрелища. Тогда Дема взял слово:

– Товарищи бесы, мы тут по делу; да и не мертвые мы вовсе. Нам бы…

Обслуживавшие цех бесы застыли, повернули свои скорлупки – как есть битые горшки – к двум знатким. В глубине скорлупок яростно полыхнули огоньки. Дема прокашлялся:

– Нам бы гэта… Туды дальше пройти. Можно так? Не взад же вертаться…

Бесы зашипели, точно на угли плеснули воды; со всех сторон сбегались новые твари покрупнее да поуродливей, карабкались по рабице из костей, перепрыгивали через колючую проволоку из кишок. Будто кто ткнул палкой в улей, и теперь рой собирался дать отпор непрошеным гостям. Земля со всех сторон зашевелилась. Из трещин и лакун костяной поверхности показались какие-то черные сегментированные черви с единственным зубом на голове. «Пальцы!» – изумился Дема, но запоздало: одна рука выползла целиком и ухватила его за щиколотку, потянула с конвейера вниз. Нога ухнула едва ли не по колено в хрупкое костяное крошево; ребра разодрали штанину.

– Акулина! – взвизгнул Дема, но знатка оставалась невозмутима.

Дождалась, покуда бесы не подобрались совсем близко, а после гаркнула:

– Раздор! – гаркнула так, будто «караул» кричала. – Я сделку хочу!

И стоило ей произнести эти слова, как всю пекельную шушеру сдуло будто ураганом; нырнули обратно под землю пальцы-черви, отпустило Демину ногу, и даже бесы, обслуживавшие «сборочный цех», почтительно расступились, пропуская живых особой, средней дорогой – уже без всякого конвейера. Почва под ногами проседала – да и не