Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

силах многое. В обмен на плату; какова твоя плата, смертная? Для слов своих ты сделай вес и меру, а для уст своих – дверь и запор. Что вышло из уст твоих – соблюдай и исполняй. Проси!

Акулина деловито кивнула. Сидевший рядом в грязи Дема завороженно наблюдал за ее лицом, заострившимся, как у птицы, с бешено мерцающими стальным синим блеском глазами – в них отражались вспышки на небесной круговерти.

– Хочу отдать самое дорогое, что у меня есть! – каркнула Акулина. – Хочу отдать все, что сможешь ты забрать, Раздор! Все бери! Но просьба у меня непомерная, великая…

Раздор словно бы кивнул задумчиво; от движения из проржавевших пор на его исполинском теле повалил белый пар; застонали пуще прежнего, вторя металлическому скрежету, грешники, прикованные к мешанине из железа и оружия. Все в Раздоре скрипело, звенело; падали в глубину воронки обгоревшие куски военной формы, стекали потоки плавленой резины, сыпались мелкие детали.

– Пекло может стать другом твоим, о женщина; отдались от врагов твоих и стань осмотрительной с друзьями твоими. Верный друг – крепкая защита; кто нашел его, тот нашел сокровище. Кто твой друг отныне?

– Ты, Раздор! Ты мой друг теперь! И он, а он мало того что знаткий, дык яшчэ и воин! – тут Акулина внезапно указала пальцем на Дему, который съежился сбоку, пытаясь казаться незаметным. – Мы твои друзья отныне!

– Хорошо-о-о… Раздору нужны друзья. Пойдут ли двое вместе, не сговорившись меж собою?

– Не пойдут, – подтвердила Акулина.

– Говори тогда просьбу свою от всего сердца!

– Прошу о Победе! – со всех сил крикнула Акулина – крикнула прямо в морду черту, да так громко и искренне, что даже он на секунду отпрянул. – Прошу о том, шоб вышла эта падаль нацистская из Беларуси! Хочу, шоб гнали гнид до самого Берлину, да шоб фюрер у себя в Рейхе застрелился от отчаяния! Хочу, шоб наши устроили в Германии такое, от чего фрицы потом полвека отойти не смогли, и шоб каялись, каялись пред миром всем за свои злочинства! Шоб потом нацистов все ненавидели! Шчоб заплатили они сполна за Нинку и за всех Нинок, которых спортили, сволочи паганые!

«Вот гэта завернула!» – подумал Дема. Чтоб фюрер застрелился! Теперь Раздор им точно откажет, с такой-то просьбой… Да и при чем тут Нинка-то?

Ан нет – Раздор внимательно глядел на знатку, словно в раздумьях. Глаза ему заменяли десятки фар от мотоциклов и автомобилей, а на самом верху морды – громадный прожектор, из тех, какие на башнях в лагерях ставят, чтоб не убег никто. Свет бил прямиком в знаткую, ярко освещая ее на фоне шевелившихся вокруг грешников. На краю круга света сидел и Дема, сжавшийся в комок и дрожавший; зна́ток пока еще не знал, но этой ночью, проведенной в Пекле, он поседел пуще прежнего.

Наконец репродукторы ожили, и из них раздался тот же по-левитански громкий, зычный голос:

– Да не будет рука твоя распростертою к принятию и сжатою при отдании…

– Не будет… Не будет! – воскликнула Акулина. – Як сказала – так и буде. Наше слово – замок! Кремень! Так, Дема?

– Все так… – неохотно подтвердил юный зна́ток.

– Попомни – лучше терпение, чем гордыня, – зачем-то строго напомнил Раздор.

– Не из гордыни я то делаю, а за-ради народа своего, – парировала знатка. – А терпеть уж мочи нет.

– Тогда договор! – взревел Раздор так, что в ушах зазвенело. – Отныне ты – друг мой. Готова ли такой крест на плечи своя водрузить? Ни одна душа не выдержит, ни одна…

– Так не одна! Двое нас! На двоих грех разделим! – крикнула Акулина и схватила Дему за руку, подтащила ближе к морде черта – любуйся, мол, оба мы согласны. Луч прожектора ударил в глаза с такой силой, что зна́ток зажмурился, прикрыл лицо ладонью.

– И ты готов? – рявкнул на него Раздор, дохнул пылью, смогом и вонью горелой плоти. Дема снова бросил взгляд вниз, в кратер, туда, где по спирали бесконечная баталия спускалась через лес огненных древ в кошмарный, невыразимый центр. Так вот куда, значит…

– Согласен… – выдавил он из себя.

– Возьмешь грех?

– Возьму…

– Тогда душа ваша должна быть едина, сочтена узами брака. Более же всего облекитесь друг с другом в любовь, которая есть совокупность совершенства; и став единым целым, вы родите грех; родив грех, вы завершите сделку; сделка же, придавив вашу единую отныне душу, принесет вас ко мне, друзья, по окончании данного срока. Останетесь вы навеки со мною здесь, в Пекле. – Дему вывернуло наизнанку; он сам не заметил, как к горлу подкатил плотный комок, и юный зна́ток, согнувшись, выблевал содержимое желудка на спину одного из мертвецов, что корчились под ногами.

Не обращая на него внимания, Акулина спросила:

– Что делать треба для сделки?

– Венчаться вам надо, – коротко ответили круглые репродукторы. – Венчание то будет по законам и правилам не церкви, но Пекла.

Выпрямившись и утирая губы рукавом, Дема жалобно спросил:

– Венчание? Якое яшчэ венчание, к черту?

Раздор промолчал, заглох, будто машина с отключенным питанием. В его исполинском теле что-то происходило: глаза-фары отваливались, из дырок под ними лезли обгорелые до черноты человеческие руки, а репродукторы спрятались. Мощные железные лапы черта задвигались, обрушивая вниз пласты земли со скелетами. Снизу же по склону карабкались мертвецы с горящими красным глазами. Они сжимали в руках разные предметы, назначения которых Деме даже не хотелось знать. Раздор гудел, словно бочка:

– Призываю дезертиров и предателей в свидетели, а в плакальщицы – самогубиц, матерей солдатских. Вылезайте, грешные, гостями на свадебке будучи!

Земля буквально оживала под ногами, оказывалась то чьей-то спиной, то грудью. Мертвецы поднимались, собирая себя по частям; крутили головами, разминали обугленные конечности. Вырастали, будто грибы, со всех сторон печальные тени – все как один в платках или касках, сгорбленные, скорбные, с блестящими от слез лицами. Одна как две капли воды походила на мамку.

Зна́ток беспомощно посмотрел на Акулину. Та ответила своим новым, полубезумным взглядом – с улыбкой до ушей. Видневшаяся сквозь прореху в платье грудь была Деме теперь глубоко по барабану. Больше всего в жизни он хотел покинуть это место; закралась даже мысль – а не сон ли все это? Но нет, на кошмар не похоже – в кошмарах обычно не помнишь, как ты в них оказался, а у него в ушах до сих пор стоял визг умирающего банника.

Один из мертвецов водрузил на голову Акулины железный венок, впившийся ей в кожу острыми зубьями, отчего по лбу знатки сразу потекла кровь. Другой такой же венок надели