Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

тут ее взгляд упал на внутренний дворик школы. Она застыла, и вода вновь полилась на подоконник, но Анна Демидовна не обратила на это никакого внимания. Увиденное из окна уже никак не укладывалось в банальное «почудилось». Во внутреннем дворике пару лет назад выложили красивую мозаику, изображавшую советских солдат-освободителей, очкастых ученых с неизменными мензурками в руках, бравых космонавтов в обнимку с ракетой. Разноцветными кусочками камня облепили декоративную оградку вокруг фонтанчика, который, кажется, никогда не работал; зато в этом году там наконец распустились сиреневые кусты глицинии. Сейчас посреди фонтанчика росло дерево. Дерево как дерево, только вот раньше его там не было. Оно вырастало крепкими корнями прямо из растрескавшейся мозаики, раскроив головы космонавтам, словно вместо воды употребляло телесные жидкости советских героев; выше из ствола, красноватого в закатном свете, тянулись вбок ветви, а на ветвях росли плоды. И эти плоды беззвучно кричали растянутыми в агонических гримасах ртами.

Анна Демидовна, издав невнятный сип, отшатнулась и выронила лейку. Вода пролилась на туфли.

На взбухших до багровой синевы плодах корчились лица Демьяна, и Максимки, и Жигалова, и Макара Саныча, и многих других знакомых из деревни – Максимкиной матери, алкаша Свирида, молодоженов Валентина и Василины, школьной директрисы, почтальона Федорыча, калеки Афанасия Яковлевича… Лица гримасничали, скалились, морщились, будто от зубной боли. В закатных лучах они казались измазанными кровью. И все они, до единого, пристально смотрели на учительницу – выпученными зенками, с которых по щекам ползли кровавые слезы.

– Господи, спаси и сохрани… – вырвалось само собой со дна памяти.

Отступив подальше от окна, чтобы не видеть страшного дерева, она лихорадочно перекрестилась двумя пальцами и неверным шагом направилась к лестничному пролету.

– Отче наш, Отче наш, Отче наш… Что ж это происходит? Что за чертовщина?

Анна Демидовна оперлась ладонью о перила, начала увещевать себя – какое, мол, дерево? Может, тени так легли, может, с усталости привиделось, а может, и правда клею надышалась. Мало ли какие причины могут быть?

«Материализм, Анюта, атеизм и никакой бесовщины. Во что бы там твой мужик ни верил!»

Оправив юбку, Анна Демидовна нервно огляделась. И вовремя – в темном углу неподалеку вновь стояла та же скрюченная фигура, круглая башка направлена в ее сторону, как дуло танка. Неужто еще один скелет? Да нет, откуда ему тут взяться… Снова чудится?

– Эй… Что это за шуточки? Вы кто такой? Разыграть меня решили? Прекратите немедленно, а то я милицию вызову…

Ее последний довод про милицию исторгся из горла жалким, едва слышным писком.

Анна Демидовна развернулась и побежала, неловко пытаясь устоять на каблуках. Увидела кабинет биологии; рванула за ручку дверь, и та, на счастье, оказалась незапертой. Привалившись изнутри к двери, учительница нашарила стопку ключей, начала искать нужный.

В углу кто-то квакнул. Анна Демидовна подняла голову.

Живой уголок, так его и называли. По программе развития сел и деревень БССР в школу несколько лет назад завезли экспонаты – дохлых ужей и лягушек в формалине и те самые анатомические скелеты, один из которых перекочевал в ее кабинет. Анна Демидовна с изумлением увидела, как скелет медленно, с натугой распрямляет плечи, щелкает позвонками, скалится искусственными зубами. Около него опять что-то квакнуло, прошипело; с трудом отведя взгляд от скелета, учительница увидела ожившие экспонаты – лягушек, ужей, насекомых, – которые брыкались внутри банок, бились о стекло. Одна жаба, довольно большая, сдюжила-таки наклонить свое узилище. Банка сверзилась с полки, разлетелась вдребезги. Жаба, упав на пол вскрытым брюхом, с кваканьем попрыгала к учительнице; за ней с влажными шлепками тянулись выпавшие внутренности. Анна Демидовна прижалась к двери, подняла ногу, с трудом удерживаясь, чтобы не завизжать.

Скелет тем временем сделал один шаг, второй. Его суставы скрипели, челюсть клацала. Он вытянул вперед костлявые белые руки.

– Кыш! Изыди, нечисть! – крикнула учительница, но скелет лишь скалился злорадно. Около его ног скакала жаба, за ней из банки выскочила наружу змея, заструилась по полу извилистыми зигзагами.

На груди вспыхнул синим цветом кулон. Анна Демидовна, вспомнив про него, схватила, сжала крепко в кулаке; по руке растеклось приятное тепло, и стало как-то спокойнее, будто бы Демьян оказался рядом и прошептал на ухо, чтоб не боялась ничего.

– Изыди! – уже увереннее сказала учительница, и скелет остановился, жаба и змея тоже застыли на месте.

Анна Демидовна бочком вышла из кабинета, закрыла за собой дверь на ключ. Изнутри раздалось неуверенное «ква!».

«Бежать надо», – подумала Анна Демидовна, продолжая крепко сжимать кулон. Подошла к лестнице и тут уже вспомнила о странной фигуре, что и загнала ее в кабинет биологии. А тот жуткий силуэт никуда и не делся. Он все так же стоял во тьме коридора. Анна Демидовна застыла на краю лестницы, уставилась на пришельца с распахнувшимся от удивления – даже не от страха – ртом. Фигура сделала шаг вперед. Из полутьмы проявились очертания сухих, с лохмотьями кожи, рук, а следом – костлявых плеч, изуродованного лба – по нему будто кто-то заживо горелкой прошелся, настолько обожженным он был, изувеченным и бугристым. Как если б живого человека к каменке прижали да не пускали, покуда не обуглится, – вот именно так выглядел тот, кто шагнул ей навстречу. В выжженных до мертвенной пустоты глазницах плескалась злоба вперемешку со страданием. Еще бы, не каждому такое суждено пережить, да и не всякий вытерпит.

Анне Демидовне показалось, что из провалившихся внутрь черепа глазниц сверкнуло синим яростным блеском – таким же ярким, как из камешка на шее. Учительница попятилась еще ближе к лестнице и вновь схватилась за кулон. Крикнула с той же уверенностью, что затеплилась в ней несколько секунд назад:

– Изыди! Кто бы ты ни был.

– Кто бы я ни был? – с усмешкой переспросило обожженное чудовище – показалось, будто голос его ломкий и одновременно высокий, как у подростка или женщины.

– Да! Кто бы ни был! У меня… а у меня вот что есть! – и Анна Демидовна подняла выше кулон, мысленно благодаря Демьяна за подарок.

– Сучка ты крашеная! – прошипело чудовище, и тут уж учительница убедилась – да, голос женский. – Это он тебе подарил?

– Кто – он?

– Он, значит! Ненавижу-у-у! Вымлядак! Ублюдок! Лжец! – возопила обожженная тварь. – Ненавижу его! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу, предателей! Все вы, суки, поплатитесь!

Ее пасть широко разомкнулась, и Анна Демидовна, всерьез начав сомневаться в своем рассудке, узрела, как оттуда валятся мелкие какие-то рачки да головастики – они падали на мраморный пол школы, напоминая ожившую кашу. Обожженное чудовище наступало на них, размазывало черными пятками в отвратительную склизкую массу