Белая слива Хуаньхуань - Лю Ляньцзы

злорадные взгляды окружающих. – Я стою на коленях не потому, что согласна с упреками матушки-фужэнь, а потому что верю – справедливость рождается в сердцах людей. Пусть они решают, справедливо ли это наказание.

– Хорошая речь. – Сихуа презрительно усмехнулась. – Сейчас ты у меня увидишь, в чьих руках находится справедливость: в руках Мужун Шилань или, как ты говоришь, в руках народа! – Она бросила передо мной книгу и приказала: – Читай вслух, да не спеши. Я отпущу тебя, когда ты дочитаешь до конца.

Моя гордая Мэйчжуан, забыв о достоинстве и осторожности, упала рядом со мной на колени и подползла к фужэнь:

– Матушка, гуйпинь Вань беременна. Не стоит сейчас…

Наложница Сихуа не позволила Мэйчжуан договорить:

– Что, раны зажили – боль позабыта [163]?! Раз уж решила заступиться за гуйпинь, то встань рядом с ней на колени и слушай, как она читает.

Я не хотела втягивать в наш спор мою подругу. Она ведь только-только поправилась. Ей нельзя было стоять на коленях под палящим солнцем. Я посмотрела на Мэйчжуан и взглядом показала, чтобы она больше ничего не говорила, после чего обратилась к фужэнь Сихуа:

– Жунхуа Шэнь беспокоится не обо мне, а о ребенке императора. Прошу, не надо вымещать на ней свою злость.

Ярко-красные губы растянулись в злой усмешке. Я видела, как радовали ее наши страдания.

– А что ты мне сделаешь, если я вымещу на ней свою злость?! – Сихуа хихикнула и тут же стала серьезной. Она посмотрела на Мэйчжуан и сказала: – Она ведь тебе как сестра? Тогда возьми книгу и встань на колени перед гуйпинь Вань. Ты будешь держать книгу, а она будет читать. Может, хоть так она научится вести себя прилично.

Мэйчжуан поняла, что просить пощады бессмысленно, что даже если она попытается, ее попытка закончится еще большим унижением. Она молча подняла книгу и, оказавшись рядом со мной, прошептала:

– Я буду с тобой.

Как же я была ей благодарна! Ее поступок растрогал меня до слез. Я быстренько кивнула и приподняла подбородок, чтобы сдержать выступившую в уголках глаз влагу.

В полдень безжалостные солнечные лучи обжигали незащищенную кожу. Когда я вышла из прохладного дворца, я сразу почувствовала, как меня окатило волной зноя.

Именно в тот момент я поняла, почему Сихуа не устроила мне взбучку сразу, как только я пришла во дворец. Ведь утром было прохладно, и она наверняка считала, что наказание вышло бы недостаточно жестоким.

Стоило мне опуститься на плитку перед дворцом, как легкая и нежная ткань юбки тут же прилипла к ногам. Плитка была раскалена, от нее исходили волны обжигающего воздуха, который окутывал меня с головы до ног. Стоять на коленях было очень жестко и нестерпимо горячо.

Фужэнь Сихуа устроилась на кресле, которое поставили меж дворцовых дверей. Сюда же принесли ледяные фигуры, но хозяйке все равно было жарко, поэтому она велела четырем служанкам обмахивать ее веерами. Потом она подозвала евнуха и велела ему:

– Принесите стулья и поставьте на веранду. Я хочу, чтобы остальные наложницы устроились поудобнее и полюбовались тем, что бывает, когда кто-то нарушает правила дворца и относится ко мне с неуважением.

Жительницы дворца всегда бережно относились к своей коже. Они ни за что не позволили бы, чтобы обжигающие солнечные лучи попали на их ухоженную белоснежную нежную кожу, которую они ценили чуть ли не так же, как собственную жизнь. Женщины, привыкшие к удобству и роскоши, вряд ли бы по своей воле остались под палящим солнцем, лишь бы посмотреть на мои мучения. Но они не могли нарушить прямой приказ фужэнь Сихуа, потому что боялись, что в отместку их заставят встать на колени рядом со мной. Поэтому наложницы послушно уселись на стулья и смотрели на нас с Мэйчжуан, кто недовольно, кто с сочувствием, кто с возмущением во взгляде, но никто из них не осмелился сказать что-то против.

Мне было и горько, и смешно. Фужэнь было недостаточно того, что она снова была в фаворе у Сюаньлина, она решила остаться единственной наложницей с белоснежной кожей и для этого приказала остальным красавицам сидеть на солнце. Когда император вернется, «белая словно нефрит кожа» будет только у нее.

Постепенно шепотки затихли и вокруг наступила тишина. Ослепительно белый солнечный диск освещал пространство перед дворцом. Отполированные иссиня-черные плиты блестели, как зеркала или застывшие чернила, и отражали солнечные лучи, которые болезненно били по глазам.

Мы с Мэйчжуан понимали, что ничего не можем сделать. Мы стояли друг перед другом на коленях, освещаемые яркими лучами дневного светила. Она держала передо мной книгу, а я читала вслух. Из-за солнечного света и ветхости книги было очень сложно разбирать иероглифы, поэтому читала я с большим трудом.

Фэй Цзин не могла спокойно смотреть на бессмысленную пытку и попробовала еще раз переубедить фужэнь, но та огрызнулась:

– Они не умрут от того, что часик простоят на коленях и прочитают «Наставления женщинам»! А если ты будешь надоедать, то тоже окажешься вместе с ними на коленях!

Фэй Цзин замолчала, понимая, что ничем не может нам помочь.

Когда я закончила читать, Сихуа даже не позволила нам встать. Она грозно сверкнула черными глазами и крикнула:

– Читай еще раз!

Мэйчжуан открыла первую страницу, и я начала читать с самого начала. Я очень беспокоилась о здоровье подруги и о благополучии моего малыша, поэтому решила читать как можно быстрее. Но фужэнь Сихуа это не понравилось. Стоило мне только ускориться, как Мэйчжуан тут же ударили линейкой для наказаний. Обычно такими линейками пользовались домашние учителя, чтобы проучить учеников-проказников, но во дворце Сихуа они превратились в орудия пыток. Шлеп-шлеп! Раздались звонкие удары по нежной коже. Там, где Мэйчжуан ударили линейкой, остались темно-красные следы. Моя подруга была очень сильной, поэтому вытерпела боль с достоинством, не издав ни звука. Но я заметила, как у нее по всей коже выступил пот, и тут же вспомнила, что из-за пота раны становятся намного болезненнее.

Сихуа не осмелилась поднять на меня руку, поэтому ударила Мэйчжуан. Мне было больно видеть, как моя лучшая подруга принимает удары, которые предназначались мне. Смотреть на это было намного тяжелее, чем самой терпеть наказание. Но я ничего не могла сделать, кроме как читать и читать, и ждать, когда же закончится отведенное на нашу пытку время.

Не знаю, как долго это длилось, но у меня затекли ноги, волосы на висках прилипли к щекам, а по лицу безостановочно катился крупный пот. Ворот безрукавки и манжеты платья были покрыты мокрыми пятнами, а там, где эти пятна уже высохли, остались белесые следы.

А я