Дьяволы - Джо Аберкромби

Папа снова задрала юбки, показывая всем большую искусственную киску, и это заставило всех рассмеяться — вроде неплохой шанс поговорить. Солнышко наклонилась вперёд и неуверенно протянула палец к плечу Алекс.

— Вот! — Вигга прошмыгнула мимо и сунула Алекс в руку ещё кусок жареного мяса. Крупная женщина жарила их на искрящемся огне, они были покрыты угольками и маслянистым соусом и совершенно не пришлись Солнышко по вкусу.

— Выглядит как из ада, — сказала Алекс, прикрыв глаза и понюхав. — На вкус как из рая, — и она откусила кусочек.

— Сомневаюсь, что это баранина, — сказал брат Диас, отщипывая передними зубами свой кусок.

— Если бы я узнала, что это человечина, я бы, наверное, продолжала есть, — сказала Алекс с набитым ртом.

— Солнышко? — спросила Вигга, помахав перед ней мясом.

Солнышко натянула капюшон пониже и отступила в тень у стены:

— Я сыта.

— Ну, ты же не толще травинки, — и Вигга показала длинный язык, засунула весь вертел в рот и облизалась, пока брат Диас молча наблюдал за ней, а она жевала, раздувая татуированные щеки, вытаскивала попавший в рот клок волос и с довольным недоумением смотрела на сцену. — Что, во имя всего нечестивого, пытаются сказать эти ублюдки?

— Трахаться — плохо, — сказала Алекс, — Вот в чём суть.

Вигга наклонилась, чтобы сплюнуть хрящ.

— Верх — это низ, а день — это ночь. Похоже, они не могут быть счастливыми, пока все вокруг не станут несчастными. Клянусь, они бы потушили солнце, если бы могли. Дай нам ещё монетку, Алекс.

Алекс шлёпнула маленькую серебряную монетку ей на ладонь, и Вигга пошла за новой порцией мяса. Солнышко наклонилась к ней поближе:

— Скажи, что это не побывало в твоей жопе.

— Я там только золото в последнее время держу. — Алекс вздёрнула подбородок, возвращаясь к пьесе. — Я же принцесса, знаешь ли.

Всё закончилось тем, что грешную Папу, конечно же, утащили в ад. Или, по крайней мере, за какие-то расписные деревянные языки пламени слева от сцены, и руки того, кто ими шевелил, были даже не очень сильно видны с того места, где стояла Солнышко. Патриарх произнёс громогласную речь о важности Двенадцати Добродетелей, особенно Милосердия и Щедрости. Затем совершенно внезапным движением спрыгнул со сцены с чашей, отчего зрители разбежались быстрее, чем если бы Солнышко откинула капюшон и показала всем свои уши.

Алекс, однако, не дала актёрам загрустить. Для человека, выросшего в поисках необычных мест, чтоб прятать монеты, она была при возможности очень щедра. Патриарх Трои поднял свои кустистые брови — одна из которых свисала вместе с куском некачественного клея — увидев, что попало в его миску:

— Благословляю твою щедрость, дитя моё, — и он сотворил знак колеса на передней части своей мантии, усыпанной щедрой порцией перхоти.

— Ваша грешная Папа была такой смешной, — сказала Алекс. — Только вряд ли вас так же хорошо приняли бы на Западе, заметьте.

Патриарх наклонился ближе и пробормотал:

— На Востоке грешная Папа и праведный Патриарх, на Западе мы меняем их местами.

— А как насчёт середины? — спросил брат Диас.

— Если мы не уверены в мнении зрителей, стараемся быть как можно более уклончивыми.

Папа уже подошла, освободившись от вечных мук и размахивая облачением, чтобы проветрить:

— В одной деревне за нами погналась толпа с факелами, потому что мы неверно оценили настроение. — заметила она.

Вигга задумчиво кивнула:

— С кем не бывает. — актёры, казалось, не слишком волновались из-за неё. Трудно играть в бродячем шоу, не привыкнув к необычному, но всему есть пределы, поэтому Солнышко решила не снимать капюшон.

Брат Диас всё ещё выглядел обеспокоенным:

— Разве хорошая пьеса лишь потакает заблуждениям публики, а не направляет её к истине Спаситель?

— В теории звучит великолепно. — Патриарх снял тиару, чтобы почесать лохматую, слегка шершавую макушку. — Но поверьте мне — совершенно нежизнеспособно.

— Блуд — это… — брат Диас прочистил горло. — Грех, конечно… — он снова прочистил горло. — Но в истории есть множество примеров… грешников такого рода, раскаивающихся в своих деяниях и возвращающихся в лоно Спаситель…

— Молю, оставьте лоно Спаситель в покое! — пропела Папа, благочестиво возведя взор к небесам.

— Тогда милостью Всевышнего! Просто быть волочимым в ад… ну…— брат Диас ещё раз прочистил горло. — Я предпочитаю верить в прощающего Бога, чем в мстительного, вот и всё.

— Как и все мы. — пробормотала Солнышко себе под нос, хотя и не была уверена, что он говорит откровенно.

— Я не священник, друг, — сказал Патриарх, — Несмотря на облачение. Но мне кажется, что грех, за который её наказывают, это не столько блуд, сколько лицемерие.

— Вот именно, — вмешалась Папа, демонстрируя единство между церквями Востока и Запада, которых, к сожалению, не было за сценой. — В конце концов, все звери на воле блудят.

— Когда им повезёт, — сказала Вигга, её подбородок был в жире, а рот — забит мясом.

— Но они не лгут, — сказал Патриарх. — Они не проповедуют одно, практикуя другое. Они не осуждают других, будучи сами погрязшими во грехе.

— Верно, — сказал брат Диас, нахмурившись, словно это был не совсем тот ответ, на который он надеялся. Хм.

— Но я безмерно благодарен за ваш вклад. — Патриарх низко поклонился. — В последнее время редко встретишь щедрых жертвователей, как ни печально это говорить.

— Вот уж точно — знамение времени. — Алекс взглянула на Солнышко с намёком на улыбку, и Солнышко попыталась сделать то же самое на своём глупом лице, когда Папа снова заговорила.

— Кто был тот на днях? — она кивнула в сторону дороги на восток, по которой они собирались утром ехать. — Тот, в золотом плаще. — Солнышко почувствовала покалывание в затылке. — Самый глупый плащ, который я когда-либо видела, но он был щедрым жертвователем.

— Как его звали? — спросила Алекс, стараясь говорить беззаботно, но Солнышко слышала напряжение в её голосе.

— Жабба? — неуверенно спросила женщина, игравшая Папу. — Нет! Савва. — это нельзя было назвать неприятным сюрпризом, потому что плохие новости никогда не были для Солнышко