Дьяволы - Джо Аберкромби

— Подождите…— Бальтазар нерешительно отступил назад, волосы на затылке встали дыбом. — Ты же не можешь верить в это… — он уставился на барона Рикарда, несомненно, одного из самых скептически настроенных существ, которых он когда-либо встречал. — Ты… же не можешь верить в это?

— У меня были сомнения. — вампир облизал кончиком языка один из острых зубов. — До сих пор. Но безумные крайности твоих попыток доказать, что связывание можно разорвать, в конечном итоге доказали прямо противоположное. Шаксеп не смогла этого сделать. — он беспомощно пожал плечами. — Какая ещё сила выше существует?

У Бальтазара закружилась голова. Ему отчаянно хотелось отрицать. Высказать презрение. Он открыл рот, чтобы сделать это, на мгновение из него ничего не вырывалось. В конце концов он выдавил из себя пронзительный хохот, и из всех фальшивых смешков, которые он изрыгнул в тот день, этот был наименее убедительным:

— Что ж, если Спаситель снова ходит среди нас, — произнёс он не столько колкость, сколько отчаянный вопль, — полагаю, страшный суд уже близок!

Тишина затянулась.

— Наконец-то, — проворчал Якоб из Торна, устало отворачиваясь. — Он понял.

Глава 44 «Последние времена»

Алекс продолжала плестись, опустив голову. Лучше не спускать глаз с земли. Там им самое место. Подними глаза и увидишь, как далеко ещё до горизонта, насколько паршивым, вероятно, будет путешествие, а когда доберёшься, там точно не будет ничего стоящего.

В общем, с уверенностью можно было сказать, что настроение у неё было не самое лучшее.

— Может, теперь ты поедешь? — спросила Солнышко.

— Я? Нет. Последнее, чего я хочу. Ненавижу лошадей. — Боже, как бы ей хотелось поехать. Её левая нога была изранена уже несколько дней — один огромный волдырь, потом она попала в кроличью нору и повредила правую, и теперь едва знала, на какую ногу лучше хромать.

Солнышко выглядела в равной степени сомневающейся и нездоровой, сгорбившись, натянув капюшон на плечи, обхватив руками рёбра.

— Я в порядке, — сказала Алекс тем же тоном, которым можно было бы сказать «я умираю». Но хотя Солнышко и видела мышь за полмили, она, казалось, не замечала никакого подтекста, даже когда ковыляешь с ней рядом с мордой, похожей на выпоротую жопу. Или, может быть, Солнышко ясно видела подтекст, но не хотела заводить разговор с Алекс, что было неудивительно, ведь Алекс испортила их дружбу, если она у них вообще когда-то была. Кому захочется целовать такую ​​жадную тварь, как она? Как только она коснулась чего-то почти стоящего, тут же всё испортила, хватаясь за нечто большее.

Она нахмурилась, отчаянно пытаясь отвлечься. На ряд кривых столбиков по одну сторону пути, скособоченных, словно их ставил пьяный. Вот старый овечий череп, на котором развеваются клочья гниющей шерсти, а там, гремя и позвякивая на ветру, висит железное кольцо или медное колесо:

— Что там за штуки? — спросила она.

— В этом есть что-то языческое, — сказала Вигга, топая босиком, но каким-то образом не испытывая никаких проблем с ногами. — Напоминает о доме… не в самом хорошем смысле… не то чтобы есть какой-то хороший способ вспоминать о моём доме… или о моём прошлом, вообще… — она замолчала, выглядя озадаченной. — О чём мы говорили?

— О заборе, — сказала Солнышко.

— Это уведомление о совместном папско-патриаршем интердикте, — сказал брат Диас, почёсывая отрастающую клочками бороду.

— Папско во что? — хмыкнула Вигга.

— Интердикте, — резко ответил он ей, указывая на ближайший столб. Монахи и оборотни, вероятно, не лучшие спутники в путешествиях, но эти двое, похоже, раздражали друг друга сильнее, чем когда-либо. — Должно быть, это граница баронства Кальятта. Тридцать лет назад это место было опустошено Долгой Оспой, уничтожившей четверть населения.

— Звучит плохо, — пробормотала Алекс. Она вспомнила, как Долгая Оспа надвигалась на Святой Город. Стражники, загоняющие больных в чумные бараки. Запах дыма от горящих тел. Люди, распевающие имена святых, чтобы отогнать миазмы. Хоры, причитающие день и ночь о прощении Всевышнего.

— Четвёртая чума, поразившая регион за десятилетие, — сказал брат Диас. — Болезнь Вздохов была ещё страшнее. В нашей монастырской библиотеке был рассказ о ней. Слишком много погибших для кладбищ, поэтому их хоронили сотнями в ямах. Хоронили на каждом дюйме освящённой земли, под каждой святыней, церковью или часовней в округе…

Пейзаж за оградой не сильно отличался, но знание этой истории каким-то образом придавало ему зловещий вид. Целая провинция исчезла с карты. Алекс поёжилась и плотнее запахнула украденный плащ поверх рваной куртки:

— Звучит очень плохо.

— Достаточно плохо, чтобы враждующие церкви Востока и Запада наконец-то объединились. Они объявили всё баронство проклятым, приказали уехать всем и запретили въезд до тех пор, пока не будет разрешено очевидным божественным вмешательством.

— Похоже, бог так и не появился… — пробормотала Солнышко.

— У него такая привычка, — сказала Алекс.

— С одной стороны — чума. — брат Диас мрачно посмотрел мимо столбов на заросшую ничейную землю. — С другой — война. — и он мрачно оглядел выжженные руины деревни, которую они проезжали. — Можно подумать, наступили последние времена.

Вигга фыркнула:

— Вы, жрецы, вечно возвещаете о конце времён. Как годи в моей деревне: «О, знамения! Смотрите, как летят вороны! Рагнарёк приближается!» — Мясники продают мясо, бондари — бочки, а ваши — конец времён, так вы заполняете скамьи.

— У язычников есть скамьи? — спросила Алекс.

— Ну, лавки, наверное? Может, с овчинкой для богатых.

— В твоих историях всё покрыто овчиной, — сказала Солнышко. — Если верить тебе, Скандинавия — это кровь, лодки и овчинки. — Вигга отмахнулась:

— Это просто… — она почесала голову, размышляя об этом. — … Неплохой вывод, на самом деле, но смысл в том… — она уставилась на горизонт. — В чём смысл?

Брат Диас закатил глаза:

— Ты каждый разговор ведёшь таким образом! Хватаешь вожжи, тут же заводишь телегу в болото по оси, а потом сидишь и вопрошаешь: «Как так получилось?»

— Но ты должен признать, со мной не скучно! — сказала Вигга, разражаясь смехом. Дерьмо Фрейи, вы бы видели ваши лица. — она обхватила Алекс за плечи и сжала так, что та застонала. — Убила этих ублюдков в сарае,