Дьяволы - Джо Аберкромби

Граф Радосав с глухим стуком ударил кулаками в перчатках по полированной столешнице, поднял взгляд, презрительно скривил губы. Графиня Йованка осмотрела свои ногти, вздохнула, затем, властно вскинув голову, встретила его взгляд с грозной усмешкой.

— Муж, — прошипела она.

— Жена, — прорычал граф.

Бальтазар нахмурился:

— Подожди… что?

— Подожди… что? — проворчал Якоб. Он потерял счёт переговорам, которые наблюдал. Часто разочаровывался в итоге битвы. Иногда пытался начать её заново. Но он никогда не присутствовал на переговорах между супругами.

Барон Рикард поднял брови:

— Я думал, все знают.

— Некоторые из нас не так чувствительны к романтике, — пробормотал Якоб, добавив с горечью. — Недостаток практики, может быть…

— Я всегда был болезненно чувствителен к романтике, — сказал барон, когда Радосав опустился на стул и сердито посмотрел на жену. — И это, я чувствую, один из тех случаев, когда трудно отличить, где кончается любовь и начинается ненависть, — графиня Йованка взгромоздилась на высокое кресло напротив и свысока посмотрела на мужа. — Мы с Лукрецией были очень похожи на них. Кошка с собакой, как говорится, только конура попросторней, а сопутствующий ущерб гораздо больше. Столько разногласий. Такие апокалиптические споры! Но эти примирения… — барон Рикард закрыл глаза. — Она была безжалостной, безрассудной, эгоистичной змеёй. Боже, как я скучаю по ней.

Раздался глухой стук — синкелл Игнатий свалил на стол стопку томов в кожаных переплётах, а мать Винченца развернула огромную карту.

— У меня такое чувство, что они задержатся надолго. — Якоб скрестил руки, переминаясь с ноги на ногу в тщетной попытке унять боль в бёдрах.

Единственная вещь, которую церкви Востока и Запада предпочитают настоящей стычке — это долгая судебная тяжба, — сказал барон Рикард, — Но взглянем на светлую сторону.

— Разве есть светлая сторона?

Вампир наклонился ближе и пробормотал:

— Вряд ли у нас с тобой кончится время.

День клонился к закату. Солнце вставало. Тень навеса ползла по траве, документы были разложены, закрывая стол, пока пара священников яростно спорила из-за каждой детали. Резкость и острота их словесной дуэли прерывались шипящими комментариями графини Йованки и лающими возражениями графа Радосава. Обе церкви, возможно, и восхваляли щедрость Спаситель со своих кафедр, но за столом переговоров они редко уступали своё.

Граф Радосав потребовал себе вина, выпил и стал ещё более злобным, потом ему надоело пить в одиночку, и он потребовал вина для всех. Якоб дал обет воздержания, поэтому он как всегда отказался, и, наблюдая, как все остальные пьют, как всегда горько сожалел о своих обетах. Как всегда.

Его настроение никогда не улучшалось, но у всех остальных начались подвижки в этом отношении. Стражники перестали стоять по стойке «смирно», прислонились к камням, потом разлеглись на траве, отложив оружие, шлемы, а затем начали общаться и приветствовать старых товарищей на другой стороне.

— Якоб, старый ублюдок! — крикнула подошедшая Баптиста, обмахиваясь шляпой. — Приятно тебя здесь видеть.

— Баптиста, — Якоб кивнул, насколько позволяла затекшая шея. — Приятно видеть тебя живой.

Они молчали какое-то время, наблюдая, как мать Винченца чертит границу на своей карте, а затем синкелл Игнатий всплеснул руками в знаке отрицания.

— Самое время для ответной фразы, где ты говоришь, как тебе нравится видеть живым меня, — сказал Якоб.

Баптиста пожала плечами:

— Ты всегда живой. Как ты оказался в свите графа?

— Обычным образом. Бросили умирать в одной из графских телег для трупов, а потом вампир втёрся к нему в доверие. Как ты оказалась у графини?

— О, она моя старая подруга.

— У тебя всегда было много друзей, — сказал Якоб, стараясь, чтобы это не прозвучало завистливо.

— Всё равно, большая удача встретить кого-то в этих краях.

— Тебе всегда очень везло, — сказал Якоб, стараясь, чтобы это не прозвучало завистливо.

— То, что ты называешь удачей, я называю тщательной подготовкой, здоровой осторожностью и умением не подставлять шею.

— Мы — часовня Святой Целесообразности. Мы всегда подставляем шеи. — Якоб посмотрел на Бальтазара, с самым кислым выражением глядящего на обожжённое запястье. — Вижу, ты сохранила жизнь нашему магу.

— Он не облегчил задачу. Ещё пара дней — и я бы сама его убила.

— Никто бы тебя не осудил. — Якоб немного понизил голос. — Если его беспокоит связывание, принцесса Алексия, должно быть, жива.

— Похоже на то, — пробормотала Баптиста. — Ему кажется, он сможет провести ритуал, чтобы найти её. Здесь. У камней.

— Ты на него рассчитываешь?

— А какой у нас выбор?

— Как всегда, — ответил Якоб. — Значит, никакого.

— Мы — часовня Святой Целесообразности, — сказала Баптиста. — У нас никогда нет выбора.

— Далее… — кончик пера матери Винченцы царапал, вычёркивая очередной пункт из своего длинного списка, — У нас вопрос о спорном пастбище между рекой и святилищем Петра Слепого…

Графиня Йованка выпрямилась:

— Я хочу это пастбище!

— Ваше сиятельство? — синкелл Игнатий провёл чернильным пальцем по списку в пухлом томе. — Это не имеет значения. В лучшем случае три акра земли…

— Это имеет… — графиня взглянула на мужа. — Сентиментальную ценность.

Граф Радосав поставил кубок:

— Мы познакомились там. На берегу растут старые ивы. — его лицо чуть смягчилось. — Очаровательное место.

Графиня Йованка сглотнула:

— Ты говорил, это любимое место твоей матери.

— Она хотела, чтобы её там похоронили, но…

Графиня аккуратно положила руку на плечо Игнатия:

— Я бы хотела пастбище… — тихо сказала она, глядя на мужа. — Чтобы срубить и сжечь ивы. — Её рот скривился, и она выплюнула через стол. — Точно так же, как ты сжёг мой город, говна кусок!

— Помоги нам Спаситель, — простонала Баптиста, обхватив голову руками.

— Будьте вы прокляты, мадам! — взорвался граф, вскочив так, что его кресло отлетело назад. — Как кто-то может вести переговоры с этой проклятой гарпией!

— Будьте вы прокляты, сэр! — взвизгнула графиня, рубанув воздух рукой и чуть не задев лицо одного из своих стражников. — Я не могу пойти на уступки такому мешку хандры! — она протиснулась мимо синкелла Игнатия, властно шагая вдоль стола, пока служанки спотыкались, пытаясь угнаться за её шлейфом.

— Давайте будем сохранять спокойствие… —