Дьяволы - Джо Аберкромби

— У монахов… — раздался задумчивый голос Вигги, — Есть правила, не так ли?

— Иногда кажется, правила — единственное, что у них есть.

— Я насчёт траха с женщинами.

Брат Диас сглотнул:

— Есть… что-то вроде обета.

— Хотя я скажу тебе вот что: зайди в бордель в дне езды от любого монастыря, и ты найдешь там больше монахов, чем шлюх.

— Мне придётся… довериться твоему опыту.

Тишина давила тяжким грузом.

— И, наверное… — голос Вигги начинал фразы тихо, но становился всё сильнее и выше по мере того, как она доходила до конца вопроса. — То же самое касается и траха животных?

Брат Диас сглотнул с ещё большим трудом:

— Определенно осуждается.

— Хотя опять же…

— Каждый церковник должен отвечать перед своей совестью.

— Но… вот послушай… — воздух был густым от её запаха, почти подавляющим в замкнутом пространстве, когда-то такой отвратительный, теперь каким-то образом противоположный отвратительному. — Каково положение… с трахом тех… — она приближалась. — Кто не женщины и не животные… — по голосу он мог уверенно судить о её приближении. — Но где-то… — пауза казалась невозможно долгой. — Между?

Она была монстром. Он собственными глазами видел, как она превратилась в нечестивый ужас и предалась оргии резни. Она была проклятым отклонением, преследуемым, осуждённым и связанным церковью ради блага человечества. Но было трудно сосредоточиться на этом. Было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме полоски тёплой и покалывающей тьмы между ними, наполненной её жаром и её кисло-сладким запахом. А ещё крови, приливающей к его промежности.

— Знаю, я не законник… — пробормотала Вигга, и он услышал скрип. Она положила ладонь на пол рядом с ним. — Но как ты думаешь ... я могла бы найти ... — ещё скрип, когда она положила вторую ладонь с другой стороны. — Лазейку?

Боже, она почти тыкалась в него носом.

— Вигга... пожалуйста, — прошептал он, крепко зажмурившись, какой от этого толк. —Даже если нет... особых ограничений против... — он едва мог поверить, что вообще произносит эти слова. — Возлежать с оборотнями... это было бы... неправильно. — так неправильно. Так невероятно неправильно, во многих отношениях. — Нет, — прошептал он. Он должен быть скалой. Как святой Евстафий, искушаемый всеми земными наслаждениями, но обращающий лик свой к Господу. — Нет, — сказал он. Она была убийцей, животным, дикарём, чудовищем. Он просунул руку в узкое пространство между их ртами, коснулся пальцем её губ, нежно отталкивая. — Ответ должен быть «нет».

Он услышал, как Вигга вздохнула. Почувствовал тепло её дыхания на кончиках своих пальцев.

— Ладно. — её волосы щекотали его шею, когда она откинулась на задние лапы. — Никто не выворачивает тебе руки, брат Диас. Но… если передумаешь… моя лазейка будет готова, когда бы…

— Нахер всё! — прорычал он, схватив её за голову и потянув назад. Он промахнулся в темноте, так ужасно отвыкший, начал с поцелуя в нос, но вскоре добрался до рта. Он лизнул острые зубы, и она поцеловала его в ответ, рыча на него, кусая его.

Он почувствовал, как пузырек с кровью Святой Беатрикс ударился о его грудь, словно в отчаянной последней мольбе. Он сердито закинул его за плечо.

Это было совершенно неправильно, глубоко отвратительно, полностью запрещено. Она была чудовищем. И он ничего не мог с собой поделать.

— Нахер… — прорычал он, запуская пальцы в её волосы и притянув её к себе. — Всё.

Глава 41 «То, чего не можешь изменить»

Дверь поддалась от удара и содрогнулась, открываясь на скрежещущих петлях.

Солнышко не смогла сдержать жалкого хныканья, когда Алекс перекинула её руку через плечо и наполовину приподняла, они вместе перевалились через мокрый порог, словно смертельно раненый четвероногий зверь, театрально ползущий в нору, чтобы сдохнуть.

— Я же говорила, — пробормотала Алекс, оглядываясь по сторонам, — Никого здесь нет.

— Удивительно, — прошипела Солнышко, — Когда здесь так мило.

Ветхий амбар, или бойня, или конюшня. Давно заброшенная, судя по запаху. Задняя стена была каменной — рушащийся остов какого-то старого здания, остальное было кое-как сколочено из покоробленных досок. Нити древней паутины трепетали на холодном сквозняке. Дождь хлестал сквозь дыры в крыше.

— Я бывала и в худших местах. — Алекс покачиваясь направилась в самый сухой угол и начала опускать Солнышко на грязную солому.

— Осторожно, — проворчала Солнышко через стиснутые зубы.

— Я осторожна, — прорычала Алекс, дрожа от усилий.

— Осторожно! — проворчала Солнышко.

— Я осторожна! — прорычала Алекс, затем потеряла равновесие, и они рухнули вместе.

Солнышко немного полежала на колючей соломе в затхлой темноте, пытаясь дышать неглубоко, сморщив нос в ожидании боли, но через мгновение ей стало лучше. Алекс оставалась над ней на четвереньках. Пахло потом, страхом и дымом горящего города, названия которого они до сих пор не знали и скорее всего никогда не узнают.

— Мы не должны оставаться…, — прошептала Солнышко, — Слишком долго. — она никогда не употребляла много слов, но сейчас каждое из них давалось с тяжёлым трудом. — Они догадаются... что мы ушли по реке.

Алекс поднялась на колени:

— Если только их всех не убили в том городе.

— Правда думаешь, что нам так повезёт?

— По прошлому опыту — нет. Как твои рёбра?

— В порядке, — прошептала Солнышко. — Особенно, если не дышать.

— Может, мне стоит взглянуть?

— Зачем? У тебя исцеляющий взгляд?

Алекс захлопала ресницами:

— Может, немного.

Солнышко медленно подняла рубашку. Она привыкла быть второстепенным цирковым уродом, но всё равно было странно, когда Алекс подобралась ближе. Коснулась её рёбер, очень нежно, сочувственно морщась, всего лишь кончиком пальца, так легко и щекотно, что Солнышко вздрогнула.

Люди нечасто её трогали. И уж точно всегда это было не нежно.

— Ну? — пробормотала она.

— Ну, хорошо. Хорошо, что это не мои рёбра. Может надо... я не знаю... перевязать их?

— Как это поможет?

— Больше я ничего не могу сделать.

— Ничего не делать — это самое простое. — Солнышко откинулась на солому, опустила рубашку и замерла. — Ты иди. Оставь меня здесь. Со мной всё будет в порядке.

Алекс фыркнула:

— Иди