Дьяволы - Джо Аберкромби

шли в бой с молитвами на устах, и гимн «Наша Спаситель» повторялся бесконечно, пока не потерял всякий смысл, гудя над полем боя, словно пчёлы над клевером. У Якоба это вошло в привычку на всю жизнь — рычать, молясь о грядущем спасении, продираясь сквозь кровавые стычки, но за долгие годы он отказался от молитв, а затем и от проклятий. Теперь он стиснул ноющие зубы, сберегая дыхание, и оставил высшую цель тем, у кого было больше веры и меньше старых ран. Человек с рыжей бородой бросился на него, выхватывая свой кривой меч…

Но меч застрял в ножнах. Забыл снять петлю с рукояти. Якоб не стал бы одним из самых ненавидимых людей Европы, отказываясь от таких даров.

Он промахнулся по голове Рыжей Бороды, но удар всё же рассек тому плечо, швырнул его, воющего, на надгробие, где гнилые руки вырвались из земли, приняли и обняли его.

Мертвецы были повсюду: с пустыми зияющими глазницами, бумажная кожа, натянутая на кости, хватавшие, царапавшие, кусавшие. Не самые лучшие бойцы, но они, безусловно, пугали, когда появлялись без приглашения. Человек в самом нелепом плаще, какой Якоб когда-либо видел — а он в своё время насмотрелся на драпированных гордецов — тыкал мертвеца позолоченным копьём, но это был неудачный выбор оружия против уже мёртвого, и всё, что он делал — сдирал куски гнилой кожи с черепа.

Конь Якоба перепрыгнул через осыпающуюся могилу — главным было удержаться в седле, сжимая поводья ноющей рукой со щитом. Битва едва началась, а тело уже ныло от боли. Вечно жертва, вечно раненный. К счастью, конь, которого он не вернул графу Радосаву, был грозным зверем, хорошо обученным для войны и жаждущим кровавого дела. Он сделал большую часть работы.

Плащеносец наконец бросил возню с трупами и развернул своего боевого коня. Поднял копьё, а Якоб поднял щит, чтобы встретить его.

Человек беспомощно взвизгнул, когда его конь рванулся вперёд, седло и всадник соскользнули набок, и он едва не задел наёмницу, которая спотыкалась между надгробиями, одной рукой поддерживая штаны, а другой отчаянно отбиваясь от вцепившегося трупа.

Якоб видел в бою самые странные вещи — невероятную удачу или милость Господа, смотря кого спросить — но эта удача очень напоминала дело рук невидимого эльфа.

Кладбище превратилось в хаос. Якоб проложил кровавый путь сквозь ряды врагов, или, по крайней мере, держался за коня, пока тот его прокладывал. Бальтазар проскакал мимо, дико подпрыгивая в седле. Баптиста следовала за ним, низко пригнувшись, одной рукой сжимая поводья, другой — прижимая к голове шляпу. В конце концов, она была очень опытной наездницей. Провела месяц, выступая на ипподроме в Александрии.

Стук копыт напомнил Якобу о его миссии по снятию осады Керака. В тот вечер он повёл двенадцать сотен воинов в одну из самых мощных крепостей Европы. Сегодня утром он повёл некроманта, страдающего от личностного кризиса, и недовольного мастера на все руки в монастырь, где даже не было дверей. Достойное подведение итогов его службы. Он грохотал копытами по мощёному двору, намереваясь спрыгнуть с коня, как это было при Кераке, когда изголодавшиеся рыцари пали к его ногам, вознося хвалу Богу за доблесть. Однако у коня были другие планы, он всё ещё тащил поводья, желая сражаться. Каким-то чудом Якоб смог перекинуть ногу через круп коня, но другая застряла в стремени, поэтому он, рыча проклятиями, оказался протащен через весь двор и огромную лужу.

— Дерьмо! Стой! — он наконец освободил ногу и рухнул на бок, набрав в рот травы.

— Ты жив! — выпалила Алекс, всё так же настолько не похожая императрицу Востока, насколько можно представить.

— Ну… — он оскалился поднимаясь. — Не все желания исполняются.

— Слава Спаситель, и ты здесь! — брат Диас потерял свою рясу и отрастил бороду, рубаха была разорвана, а волосы взъерошены. Он был похож на удивительно жизнерадостного нищего.

— Ни за что на свете не пропустил бы, — ответил Бальтазар, он был похож на удивительно унылого нищего.

— Ещё один последний бой, — прорычал Якоб, поднимая щит.

— Третий за этот поход. — Баптиста выглянула через рваную дыру, которая когда-то была окном. — Когда же мы начнём называть их поединками?

Радость битвы угасала. Словно пирушка стареющего пьяницы, радость с каждым разом становилась всё короче, а боль и отвращение нарастали всё быстрее. Якоб прижался к камням у ворот, рассматривая кладбище, где два десятка закалённых убийц оправляясь от шока стремительно переходили к ярости, рубя последние трупы-марионетки Бальтазара на дергающиеся куски.

— О, Боже! — Алекс схватилась за голову. — Всё как в гостинице!

— Нет-нет, — процедил Бальтазар сквозь зубы. — В гостинице была дверь.

 

Солнышко нырнула в разрытую могилу, чтобы отдышаться, прижавшись затылком к покосившемуся надгробию. Честно говоря, отдышаться ей не удавалось. Каждый вдох был ножом под ребро, каждый выдох — молотом в спину. Трудно было собраться и двигаться. Очень трудно было собраться и бороться.

Но если ждать, пока всё станет идеально, ничего не добьёшься.

Для такого угрюмого человека Якоб из Торна, несомненно, произвёл потрясающее впечатление. Его атака оставила пару убитых охотников — ещё несколько катались и выли — и в целом посеяла ужасную сумятицу.

Савва выхватил новое копьё у своего оруженосца, который спешил за господином, пытаясь освободить того от руки трупа, всё ещё цеплявшейся за золотой плащ, и сердито ткнул в сторону монастыря, крича:

— Убейте их всех!

Солнышко очень хотелось бы подкрасться и дать ему пинка под зад, но она давно научилась не форсировать события. Терпение — главная из Двенадцати Добродетелей, та, из которой вытекают все остальные, как несомненно скучно поучал бы брат Диас. В конце концов, случай даст каждому заслуженного пинка под зад.

А пока колдуньи представляли собой куда большую проблему. Они взялись за руки и бродили среди могил закрыв глаза. Там, где они проходили, камни вырывались из земли и высасывались из могил, кружась в воздухе, пока их не окружала спираль из летящей земли и вертящихся кусков надгробий. И тогда мертвецы стирались с лица земли и превращались в костную муку очередным каменным ураганом.

Солнышко затаила дыхание, затем выскочила из могилы и побежала к монастырю, как и большинство охотников. Тот, чьи шнурки она связала, только что умудрился их развязать, поэтому она, проходя мимо, столкнула его плечом в открытую могилу, застряла между двумя мужчинами в воротах, ударила одного локтем в лицо, затем уклонилась от яростного удара,