Предатель - Энтони Райан

Вергундиец не очнулся до полудня, когда большая часть лагеря уже собралась, и священный поход начал свой марш на Атильтор. Не так-то легко было все эти часы сохранять пленнику жизнь, и лишь краткая проповедь самой Помазанной Леди успокоила мстительных последователей, собравшихся у постоялого двора.

— Вы считаете меня убийцей? — вопросила она. — И хуже того, вы считаете меня дурой? Этот человек под моей защитой, поскольку он лишь очередная жертва ереси. Благодаря ему мы выясним диспозицию нашего врага. Победы добьёмся милосердием.

Возможно, этих слов хватило, чтобы сохранить вергундийцу жизнь до рассвета, только потому, что это было наибольшее количество слов, которые они слышали от своей Воскресшей мученицы за многие дни. Пока войско с трудом выстраивалось для марша, я со своими самыми верными разведчиками и Адларом Спиннером оставались позади. Трупы вытащили из постоялого двора и сложили снаружи безо всяких церемоний, хотя в том, как участники похода плевали или мочились на кучу, сквозило что-то ритуальное. Я проследил, чтобы пленнику через разрушенные двери была видна гора трупов, но усеянный мухами ужас, видимо, совершенно его не заботил.

— Уттрах! — прошипел он, когда я привёл его в чувство ведром воды из канавы. — Триак лемил, я ворка кир-эх!

— «Уттрах» означает «трус», милорд, — перевёл Адлар в ответ на мой вопросительный взгляд.

— А остальное?

Жонглёр неуютно поёжился. На его лице по-прежнему почти не было цвета. Пятно убийства на некоторых душах задерживается дольше, чем на прочих, и мне показалось, что события прошлой ночи развеяли любые идеализированные мысли, какие только этот юнец мог питать в отношении солдатской службы. По взглядам, которые он бросал на других обитателей постоялого двора, становилось ясно, какой страх и отвращение он питает к поставленной перед ним задаче. Эйн сидела в углу, положив перо на открытый ротный журнал. Лицо она умыла, но спутанные волосы по-прежнему торчали колючками. Вдова отдыхала у стойки со стаканом бренди в руках. Не знаю, что вызвало такое отсутствующее выражение на её лице, скука или ожидание. Лилат стояла дальше всех, сгорбившись у стены и натянув капюшон на лицо. Я знал, что она уйдёт, если этот допрос превратится в пытку, и почувствовал признательность к ней за это. Тайлер вёл себя оживлённее всех и расхаживал вперёд-назад по единственному участку нерасколотых половиц.

Прошлой ночью я услышал почти всю его историю. Разбойник рассказал, как ему за несколько дней удалось внедриться в группу наёмников, направлявшихся в Атильтор. Его описание священного города соответствовало тому, что говорили Вдове убегавшие по Королевскому тракту: виселицы, порки, ворующие наёмники и перепуганное население. Спустя целую неделю после этого пьяный арбалетчик из внутреннего круга Божьего капитана выдал хитрый план своего командира спрятать убийц в наиболее вероятном месте остановки Блудницы Малицитской на дороге в Атильтор. Осознав нависшую опасность, Тайлер задушил болтливого арбалетчика, украл лошадь и помчался к перекрёстку. От мысли о том, что могло случиться, если бы он хоть ненамного задержался, задрожала моя рука, которой я игрался одним из тех кривых ножей, что, видимо, так нравились вергундийцам. Этот экземпляр нашли в руке пленника, и я видел явный блеск ярости в его взгляде, когда он смотрел, как я его тереблю.

— Он сказал, — Адлар сглотнул, замолчав, — «Убей меня, если у тебя есть яйца».

— О-о, у нас-то яйца есть, козоёб! — прорычал Тайлер, подходя к пленнику. — А вот у тебя не будет, когда закончим! Отдадим тебя ей. — Он ткнул пальцем в сторону Эйн. — Она-то знает, как обращаться с такими, как ты.

Я встретился с ним взглядом, покачав головой. Тайлер прикусил язык и снова принялся ходить вперёд-назад.

— Интересное оружие, — сказал я, поворачивая клинок. — Как оно называется? — На самом деле ножей такой конструкции я раньше не видел. Клинок и рукоять были сделаны из одного куска стали — семидюймовый обоюдоострый серп крепился к изогнутой рукоятке с кольцом вместо навершия. Я видел, как вергундийцы просовывали указательный палец в кольцо, которое не давало ножу выпадать из руки, а обоюдоострое лезвие позволяло как резать, так и колоть.

— Они называют его «тракиешь», милорд, — ответил Адлар.

— «Тракиешь», — ответил я, не сводя взгляда с вергундийца, у которого покрытое синяками лицо дёрнулось от гнева. — А это слово означает что-нибудь, кроме как просто нож?

— У моей матери был такой, — сказал Адлар. — Она называла свой «клинком души». Вергундийцы получают тракиешь от вождя клана, когда достигают совершеннолетия, но только если сочтут, что у юноши есть душа. Они о таких вещах думают не так, как мы, милорд. Душа — то, что можно потерять или даже украсть у слабого или трусливого. Тех, кого сочтут бездушными, изгоняют. Они верят, что их тракиешь может отнимать души других, и это прибавит им силу в землях духов, когда Мать Смерть придёт забрать их.

— Дикарские суеверия, — пробормотал Тайлер.

— А-а, — протянул я, постукивая кончиком ножа по губам, и порадовался, увидев злобный взгляд вергундийца. Я решил, что верующий Ковенанта взбесился бы не меньше, если бы житель равнин нассал на алтарь в святилище мученика. — Итак, — продолжал я, — Наверное, ему бы очень хотелось вернуть эту вещь.

Адлар настороженно взглянул на пленника.

— Наверное. На самом деле, милорд, я не знаю.

— Так спроси его.

Жонглёр кивнул и задал вергундийцу короткий и простой вопрос, который вызвал в ответ гораздо более длинную тираду и брызги слюней. Житель равнин бросился вперёд, на сколько позволяли узы, оскалив зубы и сверкая глазами, и неразборчиво сыпал ругательствами, из которых я не мог разобрать ни слова.

— Как я понимаю, это было «нет»? — спросил я, когда вергундиец умолк.

— Судя по тому, что я смог разобрать, тракиешь можно только завоевать в бою, а торговаться за него нельзя. Оскорбительна сама мысль об их покупке или продаже.

— А продаваться самому не оскорбительно? Разве сам он, по сути дела, не шлюха? Ведь он продаёт своё тело за деньги.

Адлар молчал, и я, обернувшись к нему, увидел, что он виновато поморщился.

— Нет вергундийского слова, обозначающего шлюху, милорд. Они на такое смотрят… очень прагматично. Даже если он и поймёт вопрос, вряд ли сочтёт это оскорблением. Если в этом состояло ваше намерение.

— Ясно. Тогда, раз уж они такие прагматичные, мы тоже будем такими. Спроси его, действительно ли он хочет умереть, или предпочёл бы, чтобы ему дали лошадь и отпустили отсюда без новых увечий?

Тайлер резко остановился, но мой очередной взгляд остановил восклицание, едва не слетевшее с его губ. Я ожидал от вергундийца очередного яростного всплеска в ответ на перевод Адлара, но на этот раз он