Богатырь и Звезда Сварога - Александр Дубоносов

— Видишь, не вру, из-за этой дряни до сих пор ничего не растёт… Мельник в этот же день так нажрался, что заполз в лес, где его волки и обглодали до косточек, а девка так и осталась по полям ходить, в поисках мести. Только виноватого-то уже не сыщешь. Попросту мстить некому уже было, вот она, с дуру, порешала, что все мужики скоты и сволочи, потому извести их надобно на корню… Отец же и нашёл это место. Угу… Сказал тогда, что будем ловить тварь на живца. А знаешь кого выбрали живцом?! Меня!

Яромир залпом осушил остатки медовухи в бурдюке.

— Нарядили меня в лохмотья, овечьей шерстью облепили… Посмотришь: ну чем не старик-мельник? А мне знаешь, как жутко было?! Он меня в поле выгнал, а у меня руки-ноги трясутся… А стерва как косу выхватит, как завизжит и за мной! Я драпал, драпал, в тряпках запутался и пал, представь, прямо перед ней. Думал всё, хана… Благо вспомнил, что отец наказал. Он мне клинок дал, точно…, лезвие серебряное, я им прямо в морду твари тыкнул. Она как завизжит пуще прежнего… Чуть не оглох! Тут и отец подоспел, а она его увидала и тикать.

Яромир поднялся и подошел к лысому участку земли.

— Ага… Отец наказал, вытряхнуть на её кости мешочек с серебряной пылью, вот я и вытряхнул. Самому страшно, сопли, слюни… Всякое я уже тогда видел, но, чтобы духа злого — не-а! А дух взял и тело обрел, от пыли, только не на долго. Отец цепь тогда у Аяра брал — серебряную. Он её на духа накинул и держал, а я лопату хвать и бегом сюда. В землю воткнул, а тут кости человеческие. Помню, отец кричал, чтобы кости в тряпки завернул и какой-то пузырёк с жижей зелёной — вроде бы был спирт и зверобой — туда вылил… Тут тварь как вырвется, как на меня бросится… Представь, он у самого носа моего косу остановил, посохом своим! Вот мастрота, конечно… Так я ещё и кремнем по огниву не сразу попал, руки-то трясутся. Но, правда, потом всё же попал… Всё как полыхнёт зелёным пламенем. Брови даже подпалил! Братья потом долгое время смеялись… А тварь визг подняла, думал голова лопнет, волосы на себе рвать давай. Бултыхалась, бултыхалась и в воздухе растворилась…

Яромир отвязал сизого от коновязи, с трудом залез к нему на спину, и они снова продолжили путь.

— Вот так, Сизый, и живём. В деревню вернулись, так Добромил телёнка — Мурку, — нам дал и мешок муки на зиму. Как щас помню: все отца хвалили, а мне только петушка на палочке дали и ватрушку. Получается, что работу-то мы вместе делали, а вся слава ему одному. И так всегда…!

Яромир рьяно подбил Сизого под бока и тот заметно ускорил шаг.

— Так-то он всегда дело говорит. Только меня ни во что не ставит. Видите-ли — мал я ещё, не дорос… А боруту голову кто снял? Опять я! Ага… Отец шубу из овчины получил, а я — синяки и шишки, голову несколько дней поднять не мог. Нельзя, говорит, силу показывать, так и толку тогда от неё, раз она только на хозяйство и тратится? Бревна перетаскай, сено накоси, дров наруби, а как чего коснись, так «Яромир, вперёд!» … Всё учит, да учит… Травничество, звездочетство, письмо… Дело ратное — так то, вообще, с утра до ночи. Значит, Сизый, решено! Вот он — мой час! Как найду мужиков, как верну старшине — будет мне слава! И Верею в жены заберу! Знаешь, какая она красивая…?! Ага, глаза зелёные-зелёные… Плевать, что отец скажет! Хватит с меня его заботы! А ну, Сизый, айда!

Яромир больно ударил Сизого пятками в бока. Конь недовольно фыркнул и неохотно перешел на бег, по пути разогнав коров пастуха. Пастух было выкрикнул в спину Яромира ругательства, но тот уже ничего не услышал.

Долгое отсутствие тени позволило медовухе окончательно одурманить Яромира, склонив его ко сну. Тут же, сам собой, он вспомнил, что за песню напевал в кузнице Эйда, и негромко затянул:

Ой, ты степь широкая моя!

Я готов принять смертельный бой.

Оседлаю я ретивого коня

И пущусь галопом за судьбой.

Знаю, что мой самый злейший враг

Словно коршун навис над землёй.

Мне же нужно сделать только шаг,

Чтобы встать пред ним живой стеной.

Чтобы не прошёл через порог!

Чтоб не смог он дом мой разорить!

Чтоб народ мой жить спокойно мог!

Должен в этой битве победить.

Ой, ты степь широкая моя!

В поле выйдут биться мужики.

Им поможет мать сыра-земля,

Чтоб живыми всем домой прийти.

И повергнут будет страшный враг!

Свою землю кровью отстоим!

Ну, а после, с радостью в глазах,

Мы вернёмся к женам и родным.

Вновь мой конь закусит удила.

Выйдем в поле, перейдём в галоп.

Степь напомнит ратные дела.

Я живой! Да Сварог уберёг!

Тем временем впереди показались верхушки деревьев Туманных топей.

Мошка прекратила докучать, зато прячущиеся в тени комары вышли на охоту и стали назойливо пищать над ухом Яромира.

— Ну что, Сизый, доводилось бывать на болотах?

Яромир прихлопнул толстого слепца присосавшегося к шее Сизого, от чего тот недовольно фыркнул.

— Ишь ты какой?! Вот отдам тебя водяному, будешь знать! Так что я? Ах, да… Мало того, что кругом одна трясина и камыш, так туман такой — хоть глаз выколи. Ага… Я же тут всё детство провёл, отец учил охотиться. Мавки там, болотники, бесы, мелочь всякая… А про водяного я пошутил — не водятся тут такие.

Только они проехали первые ряды ивовых деревьев, как под копытами Сизого начал стелиться туман. Конь стал нервно дергаться и ржать. Яромиру пришлось больно подбить его под бока, чтобы животное успокоилось.

— Не выделывайся, кляча. Я с тобой.

Яромир дернул поводья и Сизый медленно двинулся по туманной тропе.

— Местные тут любопытные… Мавки, например, купцов любят. Знают, что те всякие побрякушки блестящие возят. Они, как вороны — падкие на всё, что блестит. Притворится такая бабой бедовой, слезами заливается и манит к себе, манит… Околдовывают мужиков, те в воду и лезут. В камыши зашёл