Самый опасный человек Японии - Александр Накул

Позора изменениям, Нихон решился на трансформацию. Японцы, хоть и не воевали несколько столетий, создали новое, удивительное прошлое — прошлое, которое звало их в милитаристское будущее. И поколение детей, к которому принадлежал даже Икки и тем более его слушатели, поверило в сказки своих отцов и сделало всё, чтобы воплотить их в реальность.

— А что вы скажете о целях общества Зелёного Дракона?

— Цели общества Зелёного Дракона были загадочны. Причём загадочны даже для тех, кто в нём состоял. Я вообще не понимаю, почему тебя так сильно интересует Зелёный Дракон. Никто не знает, чего они добивались, но всем очевидно, что не добились.

— С ним были связаны многие из тех, кого я уважаю.

— Тогда, полагаю, Бродячие Псы были бы тебе ближе. Вся их сила держалась на литературных занятиях.

— Что за Бродячие Псы? Я первый раз про них слышу.

— Я думаю, Курортник объяснил бы тебе про них лучше меня. Если и жив кто-то из Бродячих Псов, то именно Курортник поможет его отыскать.

— Если вы не хотите объяснять про Псов — объясните хотя бы, кто этот Курортник?

— Ты мог читать его повести. Их часто печатают в литературных журналах.

— Там печатается множество разных авторов. Как мне определить нужного?

— Он занимался, среди прочего, исследованиями Ночной Игры.

— Ну уж да, — Кимитакэ не смог скрыть усмешку. — Чем ещё на курортах заниматься, как не ночными играми.

— Твой испорченный ум опять ввёл тебя в заблуждение, — степенно произнёс заместитель директора. — Ночная Игра не имеет ничего общего с сексуальными делами. Это древнее мастерство, которым владели танцовщицы времён сёгуната, — они умели выбрасывать на игральных костях ровно столько очков, сколько нужно. Потом это искусство считалось утраченным, но Курортник, кажется, расшифровал древнюю тайну. И даже научил этому какое-то количество столичных гейш. Выглядит оно, конечно, странно — и почти так же бесполезно, как и твоя любимая каллиграфия.

Дальнейших подробностей узнать не удалось — подали нужный поезд, и будущая элита страны двинулась на штурм вагонов в соответствии с купленными билетами.

* * *

О поезда военных лет! Кто воспоёт вас? Страшно перегруженные, завшивленные, в чаду еле ползущего паровоза, вы грохотали по железным дорогам, а пассажиры набивались в грузовые вагоны, свисали из окон или даже цеплялись за крышу и периодически, разумеется, вываливались наружу.

Куда они все ехали? Почему всем вдруг понадобилось в другой город? Был ли спасителен этот побег, в тесноте, духоте и едких укусах?

А вокруг, справа и слева от железной дороги, — горы, леса и редкие деревеньки. Всё тот же нетронутый пейзаж мирной Японии. Но кто замечал его? Кому вообще было до него дело?

* * *

Министерство образования подошло к маскировке новой школы с военной тщательностью.

Официально это был военный авиационный завод, где школьники совмещали учёбу с работой по трудовой мобилизации. На самом деле это была секретная школа, а располагалась она ещё дальше, в неопределённых местах. Одни источники помещают её где-то между Кавасаки и Иокогамой, другие — ещё южнее, где пещеры Тайя.

Но с какой стороны ни посмотри, в те годы это место было засекречено, а спустя восемьдесят лет — давным-давно застроено новыми домами токийской агломерации. Холмы срыли, болота засыпали, лес порубили, речушки закатали в подземные бетонные трубы. Многоэтажки, двухэтажные домики стандартной застройки с чахлыми палисадниками, куцые парки и универсальные магазины и стандартные супермаркеты — вот и всё, что там можно найти. На горизонте можно разглядеть два с половиной остеклённых небоскрёба и эстакаду.

А в те времена это была вообще глушь. Ребята сошли на деревянный перрон и оказались перед таким же деревянным зданием станции, сколоченным поспешно, словно ящик для переноски бутылок, что громоздятся позади любого универмага. Над зданием трепетали два флага — государственный и флотский. Они напоминали, что досужему штатскому пассажиру здесь не рады.

Носильщиков не предусмотрели, адъютантов у них не было, поэтому все чемоданы пришлось тащить на себе. Даже Юкио после путешествия в поезде выглядел так себе — ботинки покрылись пылью, нечёсаные волосы топорщились под фуражкой.

За станцией открылась грунтовая дорога. В отблеске заката белый песок под ногами казался кроваво-алым, а лес по обе стороны стоял непроницаемо-чёрной стеной. Не было ни звуков, ни признаков жилья. Только холодное дыхание ночи облизывало лицо.

Потом они вышли на открытое место. Перед ними в полумраке громоздились какие-то строения, похожие на казармы. Рядом была вышка дозорная, белый круг прожектора пошарил по ребятам и удалился, не обнаружив в них угрозы.

— Приучают к военным невзгодам, — заметил по этому поводу бывший староста.

Его голос прозвучал издалека. Кимитакэ только сейчас заметил, как сильно он вымотался с этими тяжеленными чемоданами. Похоже, он плёлся в самом хвосте. Все ребята шли впереди — вот Юкио, вот бывший староста, вот потомок зарезанного барона. Вот даже заместитель директора плетётся налегке, поигрывая тростью.

Но подождите, а кто же тогда идёт позади? Он ещё раз мысленно пересчитал своих спутников. Да, всё верно. Все идут впереди.

Но кто тогда шагает сзади? Там определённо был ещё один человек. Его шаги по земле были такими мягкими, что могли и мерещиться, но Кимитакэ явственно ощущал спиной его взгляд.

Но кто это может быть? Может, это кто-то из персонала возвращался со станции?

Кимитакэ не выдержал и обернулся.

Сперва он подумал, что это просто придорожный алтарь с небольшой статуей и чашей для цветов и монет, какие часто можно увидеть на деревенской улице. Но потом понял, что это человек — просто высокий и тощий, как статуя. Одет человек был в длинную чёрную мантию, а голову покрывала конусообразная соломенная шляпа с огромными полями. В таких шляпах обычно рисуют вьетнамцев на картинках в детских книжках — хотя вьетнамцы настолько обездолены, что редко попадают в детские книжки. Именно эта шляпа, какие давно никто не носит, и подсказала, что это не мантия, а чёрная ряса. По его следам шагал самый настоящий буддистский монах.

К какой традиции он принадлежит — этого было в сумерках не различить. Но можно было увидеть, что он мужчина худой и подтянутый, лет ему где-то за сорок, а бамбуковая палка в руке вполне сойдёт за оружие.

Монах подходил ближе. Кимитакэ стоял, уже не в силах сдвинуться с места. Теперь он мог разглядеть, что у монаха под носом — тонкие, аккуратно подстриженные усы.

А ведь монаху такое не положено. Монахи индийских традиций бреют