По следам серой царевны - Елена Николаевна Щигорцова

Натука злилась и выгоняла его долго, уже настой, который она начала варить потерял свою силу и остывал, и сама Натука устала кричатт, а непробивпемый старикашка только кряхтел и на всё отвечал сощурившись:

– Ась, ась…

Или:

– Чаво? Чаво?

Наконец Натука выбилась из сил и плюнула на него. Все травы в горшках были испорчены, она пошла выливать варево на улицу. Потом, предварительно проверив, что мешок с важной вещью надежно спрятан отправилась в лес за новыми ингридиентами, ворча на непредвиденные обстоятельства в виде деда, что помешали и отобрали драгоценное время. Благо ещё снега не нападало, и можно было отыскать и сухие тычки горькой полыни с маленькими неотпавшими шариками, и высокий иван-чай, потерявший уже цвет, и кустарники вольих ягод.

Собрав всё нужное, Натука вернулась в избу. Заварила кипятка в несколько глинянных горшков в печи и приступила к приготовлению нужных настоев. А дед на печи, видимо, успопоился и снова уснул, слышно его не было. Да и Натука, не ртратя время, даже проверять не стала, перестав страшиться глухого подслеповатого старика. Ей важно было именно к полуночи делать свои настои. Потом, утомлённая, она улеглась на сундук и заснула. Даже и таким важным ведьмицам, как Натука, требовался отдых.

А дед, когда опустилась на землю лунная ночь, видимо, уже за день вдоволь выспавшись и вдоволь наворчавшись, проснулс и сна ни в одном глазу. Поворочался он малость на печи, да от света луны, что в оконце под потолком струйкой проникала внутрь, решил, что нужно походить размяться. На ощупь заученным маршрутом спустился, пошурудил да печью, где многие-премногие года неизменно хранил морковь. Выдернул увесистый пучек и так же машинально сунул его вверх ботвой в горшок на печи. Затем вернулся за печь, почувствовав там, когда шарился, что-то нетипичное. Повозился малость и вытянул мешок. Со слепу подумал, что с землей Савелька домой мешок затащил, выругался на него и попер мешок из избы.

Луна светила изо всех сил, заливая поляну и раскинувшуюся внизу деревню. Старик сошел с крыльца, пробрел немного вперёд и остановился в задумчивости. Мысли на старости оет путались, сбивались. Старик почесал рукой подбородок, прикидывая, чего он здесь делает. Пошел вперёд. Долго шел, а мысли всё бегали, щекотили, так он ничего толком и не надумал. Когда оказался в родной деревне, ноги сами понесли, куда надо. Подошёл к родному двору. Стал искатб избу, не нашел и направился в конюшню. А там Савелька, обрадовался возвращению отца по-детски с хлопаньем а ладоши и улыбкой наивной до ушей.

Старик отмахнулся, побурчал, что плохо у скотины убрано и завалился, утомленный дорогой, спать в сено. Мешок в угол конюшни швырнул, забыл про него. А Савелька заприметил, вытащил оттуда ключ. Тяжелый, с рисунком интересным, и цвета необычного – оранжевого. Покрутил, покрутил в руках, да и сунул обратно диковинку в мешок, а мешок под сено. Интересная, конечно, вещица, да небольно пригодна в хозяйстве.

А ключ волшебный своё дело сделал. Беззлобному малому Савельке помог – разум вернул. Убрал Савелька ключ под стожок, выпрямился и враз на мир другими глазами посмотрел, будто туман из головы выветрился. И про избу вспомнил, и возвращению отца порадовался, и на ногу наступил – обалдел – хромота исчезла. Эх, вздохнул Савелька, беда, конечно, без избы, но не смерть, жить можно. Руки есть, ноги ходят, скотина здорова – трудиться и жить дальше. Избу новую ладить. И пошёл трудиться, а про ключ чудной и забыл.

Глава 16. Амулет.

К этому времени к Крутихе подошла Йара. Миновала лес, стоящий глухой стеной. Видела огненных лис, мелькающих за деревьями, прошла рядом с ними, погладих их по мягкой шерстке рукой. Звери, обитающие в лесах, какие бы они не были, никогда не могли причинить никакого вреда серой царевне. Лисы изогнули спины, вытягивая вперед морды, и с удовольствием дались их погладить.

Дальше Йара спустилась в деревню, постучала в первую избу, чтобы попроситься погреться от тепла печи, набраться энергии. Но никто не открыл. Йара прошла многие избы и победнее избенки, и побогаче с пристроенными сенями, но никто не впустил страннюю. После вчерашних непонятных событий в деревне, у людей поселился страх. Йара прошла ещё несколько дворов по другой стороне, тоже никто не открыл. Она спустилась ниже по улице. На пустеющих угодьях возился мужик, расчищая для чего-то землю. Йара подошла, спрашивая, есть ли возможность где-нибудь погреться. Мужик отвечал, что избы-то у него нет, вот только новую собрался строить, а малость согреться можно в конюшне.

Йара согласилась, выбирать было не из чего. Савелька проводил ее в сараюшку. Дико пахло навозом. Возле сарая в вырытой неглубокой яме горел костер, над которым кипел котел с водой.

– Сейчас я тебя чаем напою, – сочувственно проговорил Савелька, косясь на босые покрасневшие ноги пришедшей странницы, – а вот чебот тебе справить нет, развеж вот лапти, их тятька хорошо плел. Но он немощьный стал тепереча… так что нет ничего.

– И не надо, – махнула Йара рукой, – я привычная.

Старик спал на ворохе соломы, знай себе похрапывая да поплевываясь во сне. Савелька разложил сушеные смородиновые ветки и скрученные посеревшие листья мяты по чашкам, сбегал на улицу с кувшином за водой и заварил травяной чай.

Йара села на свежее, пахнущее летом, сено и вдохнула терпкий аромат. Чай возвращал энергию, наполняя всю её теплом.

Проснулся старик, закричал:

– Савелька, гаденыш?

Савелька поднёс отцу чашку горячего чая, аккуратно подал, чтобы тот не вылил и не обжегся. Старик проковылял к ним ближе, стал громко прихлебывать чай и нести разную ахинею про кур, которых задрали медведи, про глупого соседа Ляксея. Йара удивилась, услышав про медвежьи проделки.

Савелька невесело махнул рукой:

– Да в наших краях отродясь медведей не бывало, это он из детства вспоминает, собирает чепуху.

– Голова болит? – Сочувственно спросила Йара, заглядывая ему в глаза, чтобы он услышал и понял её.

– Ох, болит, ох, как болит, детонька, силы просто нет боле моей стариковой, болит, – запричитал старик, покачиваясь.

– А то бы он тебе и лапти сплел, и избу бы мы в четыре руки заварганили, ух, – мечтательно подтвердил Савелька, – коли соображал бы он. Вот уж который год разум тятьку покинул, как дитё неразумное.

Йара подошла к старику сбоку, немного приподняв руку, ладонью к нему:

– Тепло, дед? – Спросила она.