Страшные истории острова Джерси - Эррен Майклз

Бейлиф повернулся на пятках и распахнул дверь в лавку, набрав в легкие свежего воздуха. Его руки дрожали от ярости. Все, что мог учуять Хостес, — это вонь гниющего мяса и прокисших субпродуктов, будто этот запах был заразой, пропитавшей его одежду и забившей ноздри изнутри.

Кричащая девушка стала последней каплей. Одна из подруг его жены, некая мисс Фалле, была женщиной, которую Бейлиф не раз видел поглощающей мясо за его обеденным столом. «Эта привычка», презрительно подумал он, «отразилась на талии женщины». И все же, столкнувшись с возможностью привлечь сочувствие и внимание к своим уязвленным чувствам при виде бедных поросят, женщина была рада рыдать и причитать половину дня.

Бейлиф хотел дать ей пощечину, чтобы вывести из состояния истерики, но его жена Эмма помешала ему.

— Оставь ее в покое, Хостес, — огрызнулась она. — Это не ее вина, что ты не можешь контролировать соседей. Весь остров смеялся бы над нами, если бы увидел эту маленькую драму. Ради бога, избавься от него.

Но он не знал, как это сделать.

Если бы он начал переписывать юридические документы в свою пользу и был разоблачен, то рисковал потерять имя Бейлифа вместе с ним.

Хостес помчался домой через поле по узкой дорожке, которая вела с земли мясника на его землю. Само ее существование раздражало его. Если бы Антуан захотел, он мог бы проложить новую дорожку на своей земле, вообще не используя землю Бейлифа. Но у него было законное право, оформленное в старых документах, на которые неграмотное животное, вероятно, не смогло бы даже указать одним из своих грязных пальцев.

Закон был незыблем. Мясник мог приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, волоча за собой визжащих перепуганных свиней или окровавленные разделанные туши по идеально ухоженному двору Бейлифа, когда ему заблагорассудится.

Хостес Николле пристально посмотрел на овец, пасшихся неподалеку от поместья, но синее пятно краски на их ногах указывало на то, что они были его собственными, а не бродячим стадом соседа.

— Ну что, Хостес? — спросила его жена, когда он вошел в поместье.

— Нет, Эмма! Он сказал «нет», как я и говорил тебе, что он так и сделает. Этот человек — подонок, и он намерен получить от нас все, что сможет, до последнего пенни!

Бейлиф хлопнул дверью, разозленный тем, что его дворецкого не было рядом, чтобы закрыть ее за ним, и закричал:

— Он делает вид, что его вонючая лавка и средства к существованию слишком важны, чтобы их бросать. Думаешь, он был бы благодарен за повод перестать резать глотки, зарабатывая на жизнь.

Прежде чем жена успела ему ответить, он ворвался в одну из утренних комнат и вызвал лакея.

— Бренди! — рявкнул он, когда слуга быстро появился.

Подкрепившись стаканом высококачественного алкоголя, Бейлиф обдумал свое затруднительное положение. Мясник был постоянным раздражителем, и он начинал опасаться, что его жена была права. Если станет известно, что его собственный скромный сосед выставляет его дураком, то как он может рассчитывать на уважение остального населения? Сам вид мясника на его территории взволновал его. Он приказал кухне закупать все мясо для поместья из другого источника, а когда кухарка осмелилась протестовать, он пригрозил женщине увольнением.

Простолюдины Джерси были слишком самоуверенны, на взгляд Бейлиф.

Он взболтал бренди в бокале и задумался о своей ненависти к мяснику. Этот человек не вызывал уважения. Ему нужно было преподать урок. В голове Бейлифв начала формироваться идея, и сначала он отбросил ее как безрассудную. Риск быть пойманным был слишком высок. Однако, чем дольше эта идея оставалась в его мыслях, тем более утонченной она становилась. Его ненависть начала превращать это в гладкий и хорошо продуманный план, и в конце концов губы Хостеса Николле искривились в холодной решительной улыбке.

Он спокойно поужинал в одиночестве. Где-то после наступления темноты его жена просунула голову в комнату, чтобы спросить, не собирается ли он лечь спать, но он отговорился тем, что у него слишком много юридической работы, которой нужно заняться, прежде чем он сможет отдохнуть.

— Увидимся за завтраком, моя дорогая, — добавил он, и жена без дальнейших церемоний пожелала ему спокойной ночи.

Бейлиф был терпелив. Он подождал, пока в огромном доме не воцарится тишина, пока слуги не соберутся вокруг, чтобы задуть свечи, и все поместье Лонгвиль погрузится во тьму, за исключением комнаты, в которой он ждал.

Он молча досчитал до ста, а затем медленно и целеустремленно поднялся на ноги. Взяв свечу для освещения, он направился на кухню.

Он знал каждый дюйм поместья. Он не только был сеньором, он вырос там и ребенком бегал по своему желанию по всем коридорам и комнатам.

Оказавшись в просторной кухне, Хостес поставил свечу и тихо стал искать то, что ему было нужно. Он вспомнил мясника Антуана, который так неуважительно точил свои ножи во время разговора с ним, и его губы скривились. Выбрав длинный острый нож, Бейлиф попробовал лезвие большим пальцем. Лезвие было острым, и он сунул его за пояс.

Он вышел так же тихо, как и вошел, мерцающий огонек свечи освещал ему путь. Большие двери были заперты, но ключи висели на крючке. Поставив свечу, судебный пристав выскользнул из поместья, чтобы заняться своей ночной работой.

Найти собственное стадо овец под звездным небом было несложно. Овцы были сонными и доверчивыми. Перерезать горло первой овце не составило особого труда, хотя Хостес был удивлен тем, как она боролась за жизнь и кричала, и как другие овцы суетились вокруг в отчаянии, словно пытаясь защитить ее. Каким бы острым оно ни было, лезвию все равно было трудно пробиться сквозь ее густую шерсть, и ему пришлось несколько раз полоснуть ее по горлу, пока она сопротивлялась и в конце концов упала.

Схватить вторую овцу было труднее, овца почувствовала запах крови своего товарища по стаду и попыталась спрятаться в толпе испуганных овец. Хостес смог схватить ее за заднюю ногу и оттащить от них, прежде чем повалить на землю. Существо жалобно закричало, и другие овцы в отчаянии заблеяли в ответ. Хостес проклял их за шум. Стадо было встревожено и сбито с толку, и их страх делал их громкими.

Это были его собственные овцы, с которыми он мог делать все, что хотел, но он