Сад искусителя - Робин Штенье

Особенно раздражало то, что они с Люцифером шли последними в очереди. Но брат просто пожал плечами и заперся в своем дворце, попросив позвать, когда понадобится. Соглядатаи докладывали, что он там беспробудно пил и пялился на огонь, призванный в правую руку, ту самую, в которую поместилась отобранная у Адама сила. Это беспокоило, но пока не требовало срочного вмешательства, потому отошло на второй план. На первый выбились делегаты с окраин, спешащие в столицу на церемонию прощания с принцессой Евой и принцем Адамом, потому как минимум к последнему теплых чувств испытывать не могли — мальчишка столько мятежей подавил в одиночку, что почти сравнялся в этом с наставником. В общем, не было у Михаэля времени переживать из-за Змея с его беседами по душам или из-за решившего уединиться Люцифера. Казалось, времени вообще ни на что больше не осталось, кроме созерцания бесконечной процессии спешащих отметиться поцелуями в холодные лбы детишек.

Успокоенные расследованием гвардейцы исправно досматривали новоприбывших, патрулировали улицы, поддерживали порядок. Но в каждом их действии чувствовалось напряжение из-за ожидания результатов и из-за тех, с кем им часто приходилось сражаться в прошлом, потому принцы, свободные от работы в Совете, возглавляли патрули. Они должны были остановить возможный конфликт в зародыше, но верилось в это с трудом. И день за днем воздух раскалялся все сильнее, и буря неминуемо грянула.

Все началось с небольшой стычки у дворца, где выставили тела для прощания. Охрана завернула одну из групп с окраин, мотивировав тем, что те приходили вчера, а правило гласило — одно посещение на человека. Когда пришлые начали возмущаться, что они здесь впервые, кому-то хватило ума сказать, мол, да все чужаки на одно лицо. Оружие отбирали еще при въезде в город, но у обиженных гвардейцами оное нашлось без проблем, и завязалась драка.

Михаэль услышал ее из церемониального зала и зачем-то выбежал, прекрасно понимая, что остановить дерущихся не сможет ни голосом, ни оружием — слишком шумно, слишком много, слишком поздно. Так стоял и смотрел, отчего-то не смея вернуться обратно.

— Прекратить, — тихое слово, произнесенное тоном, каким приказы никто не отдает, не могло быть услышанным в лязге мечей и щитов, но его услышали и, перестав сражаться, замерли в ожидании. — Разойтись и вести себя тихо. Не сметь мешать мне рассчитывать траекторию.

Конечно же, это был Змей собственной персоной. Кто еще мог остановить толпу после того, как Мать ушла? Только Ей голос пришлось бы повысить…

Михаэль очнулся, когда осознал, что держит бывшего пленника за рукав мундира, выданного взамен одежды, носимой им в тюрьме.

— Траекторию? — прошипел он грозно, но так, чтобы ретировавшиеся драчуны не услышали. — То есть ваши допросы призваны скрыть сбор иной информации? Вы не занимаетесь расследованием?

— Занимаюсь, — Змей легко убрал пальцы со своей руки. — Одно другому не мешает. Мне действительно важно разобраться в том, что произошло с детьми.

— Тогда зачем вы спрашиваете кого угодно, кроме тех, кто их на самом деле знал?

— Вы недооцениваете свидетельские показания…

— О, то есть я все-таки подозреваемый?

— Если бы речь шла о доведении до самоубийства…

— Но это не оно?

— Близко, но нет… — Змей обернулся к дворцу, смерил взглядом быстро редеющую очередь и вдруг предложил: — Почему бы нам с вами и впрямь не поговорить.

— Я не могу пойти сейчас с вами в ратушу, — пошел вдруг на попятную Михаэль, сам тому удивившись.

— Давайте здесь. Самописец у меня при себе, — собеседник хлопнул себя по правому карману и, тряхнув седой головой, кивнул на арку центральных ворот. — Возле тел должно получиться особенно хорошо.

Мальчик и девочка, стоявшие на специальных постаментах в церемониальных одеждах, которые в силу возраста никогда не носили — ей пятнадцать, ему шестнадцать, из-за которых выглядели еще младше. Ее ложе украсили голубыми розами, его — белыми лилиями, дабы скрыть неприятный запах. Но запаха не было, а цвет юных лиц любого живого заставлял позавидовать. Да, сердца не бились, и дыхание не вздымало грудь, и все равно, будучи рядом, Михаэль чувствовал себя неуютно, как будто его настигло запоздалое чувство вины. Вины, которой за ним не имелось, ведь все, что он делал — делал ради сохранения Империи.

— Нет, — он тоже качнул головой, усиливая отказ от предложения Змеем. — Не будем извращать прощание. Так и быть, идемте в ратушу, — и махнул Габриэлю, чтобы тот занял его место у постаментов.

Здания находились близко друг к другу, потому не пришлось открывать портал или вызывать экипаж. Пешком добрались довольно быстро, еще бы Михаэлю не пришлось идти следом — на правах гостя в собственном городе. В собственной Империи. Почти в собственной… Он был дальше от этого, чем в день, когда согласился с таким удобным предложением Люцифера устроить детишкам встречу тет-а-тет. Думал, что так, наконец-то, избавится от навязанной Матерью обузы. Ну вот и избавился. Стало легче?

Кресла для просителей всегда делали неудобными, но Змей не обратил внимания на удивленно приподнятую бровь, когда предложил Михаэлю занять именно его. Ладно, раньше начнут — раньше закончат, а с заменой мебели весь день провозиться можно. Поэтому он сел и ожидающе посмотрел на нанятого им следователя.

— Почему вы ненавидели девочку? — без обиняков спросил Змей.

— Она могла стать причиной гибели Империи, — так же прямо ответил Михаэль.

— С чего вы взяли?

— Мать сказала.

— И вы ей поверили?

— А почему я не должен был Ей верить?

Девочка была очень худенькой — в чем только душа держится? Бледная, с блеклыми серо-голубыми глазами, готовыми вот-вот пролиться противными слезами, похожими на дождь в октябре, что по цветовой гамме, что по ощущениям. Только вот успокаивать малютку не хотелось совершенно — чувствовалось в ней нечто отталкивающее, несмотря на миловидное личико и нежный детский возраст.

— Что с ней не так? — Михаэль обернулся к Матери, но Та задумалась о чем-то своем и отвечать не торопилась. — Если я ее заберу, то должен знать.

Мать качнула головой и посмотрела на девочку. Малютка, почувствовав взгляд, вздрогнула, только получилось очень медленно, словно… Она попыталась сбежать? Куда? Да и как бы у нее это получилось без открытия портала? Любопытно…

— Однажды она уничтожит все живое, — будничным тоном сказала Мать.