Нечисть. Ведун - Tony Sart

«одолеть». Очень бойцы они умелые, бешеные, яростные. Один псоглавец трех опытных ратников стоит. А разъезды их обычно голов в десять – двадцать. Где ж ты на каждое подворье или обоз наберешь пять дюжин бойцов, чтобы отбиться? Да и на заставу ближайшую весть пока пошлешь – они как раз к подсчету покойных и приедут. Унесутся в степь уже псы. Одним словом, скарядие.

Ростих зло сплюнул под копыта коня, вновь пригляделся к дальней кромке леса, туда, где уже скрылись Яря и Клемат.

Я, заинтересовавшись, тоже выпрямился в телеге, стал вглядываться, пытаясь уловить хоть какое движение.

Нет, ничего.

Мерно топают лошадки, тянут по дороге телеги. Трясется на ухабах поклажа, брякает, шуршит. Сонно погоняют попутники, лениво цокают. Небольшой наш обоз, в три телеги, да с десяток людей тянется неспешно меж полей прямиком к диким границам степей.

Жарко.

Поначалу я даже ничего не приметил, но опытные глаза Храбряти и Ростиха уже угадали возле края леса движение. Привстал в стременах купец, подался вперед в козлах старичок, невольно хватаясь за нож.

Теперь разглядел и я.

От крайних кустарников, служивших пограничьем между полями и лесом, отделилась сначала одна фигура. Через мгновенье – другая. Лошади. Без всадников? Нет, только сейчас я увидел, что наездники вжались в шеи своих скакунов, пригнулись почти к самым седлам. Гнали нещадно вперед.

Наши дозорные мчали к обозу спеша. Силясь уйти от неведомой напасти. Передний всадник, кажется, это был Яря, на миг выпрямился, махнул рукой. Жест отчаянный, понятный сразу. Враги!

Махнул и тут же соскользнул с коня, будто толкнули его в спину. Рухнул в сухую траву, покатился, поднимая пыль. Понесла дальше обезумевшая кобыла, не чуя хозяина.

Я не понимал, что происходит, пока загнанная хрипевшая лошадь второго дозорного не домчала до нас. Только тогда я увидел, что наездник, Клемат, уже никуда не спешит. Прижался плотно к гриве коня молодой воин, вцепился мертвой хваткой в черный волос, не разжал поводья, не оплыл. Так и остался в седле.

А из спины охранца торчала толстая черная стрела.

Мы все ошалело замерли, провожая взглядом коня, уносящего страшную поклажу, но через секунду звенящую тишину разорвал многочисленный лай.

Там, откуда несколько минут назад выскочили лошади дозорных.

– Помяни лихо… – прошипел Ростих и, развернувшись в седле, крикнул так, что его конь испуганно заплясал: – Вертай! Гони сколько можем!

Погонщики, надо отдать им должное, матерые ходоки, действовали без суеты. Споро разворачивали телеги, скидывали лишнюю поклажу, начинали гнать лошадей. Но что-то в этой деловитости отдавало суровой, мрачной обреченностью.

Я только успел рухнуть назад в телегу, на оставшиеся пару тюков, когда Храбрятя лихо свистнул, ожег нашу лошадь вожжами, и мы рванули вперед.

Еле удерживаясь за борт, я глянул назад.

Никого.

Сердце, жавшееся до того в безумном испуге, радостно стукнуло.

Чтобы снова ухнуть от ужаса.

Из-за края леса показалась фигура.

Сутулый всадник на низкорослой лошадке.

Один. Другой. Они выезжали не спеша, выстраивались. Никуда не торопились.

Они нашли свою добычу.

То ли обострившееся от страха зрение, то ли воображение дали мне разглядеть узкие собачьи морды страшных всадников, торчащие вверх уши, жадно втягивающие воздух носы, довольные оскалы желтых острых зубов.

Псоглавцы вышли на гон, почуяли запах.

И теперь не отпустят.

Я бы очень хотел крикнуть, что их здесь быть не может, что до ржавых степей Рубежа еще два дня пути и псы так далеко заходить не станут. Но жгучему солнцу и белесому небу было плевать на мирскую справедливость.

Может – молчало небо.

Может – лязгнуло солнце по кривым саблям кочевников.

Может – замер в степи мертвый Яря, уставясь в синеву стеклянным взглядом, и вторила ему черная стрела в спине Клемата.

Телеги дребезжали на ухабах, а я вжался в доски, дрожа от дикого ужаса.

Мы мчали уже с полчаса. Безумная гонка, смесь тряски, натужного скрипа досок, ржания и хрипа бедных лошадей. Каждый из нас порой оборачивался, силясь за столбами пыли разглядеть хоть что-то. И неизменно в редких просветах мы видели цепочку всадников, следующих за нами. Они шли неспешной рысцой, выжидая, пока мы сами загоним своих лошадей.

Наш обоз уже добрался до изгиба дороги, локтях в пятистах от того самого места, где я мечтательно вглядывался в лес (я приметил чащу из-за громадного корявого дуба, застывшего погранцом у самой кромки поля). И в этот момент у передней телеги переломилась ось. Колесо с гулким взвизгом подлетело на добрый локоть, прыгнуло и покатилось в поле. Короб телеги накренился и рухнул, увлекая за собой истошно ржущую лошадку. Люди, возница и три попутника кубарем покатились по дороге. Следующая телега и мы еле сумели притормозить, увести поводья вбок, чтобы не потоптать несчастных.

Обоз встал.

Ростих, гарцуя на хрипящем скакуне, подъехал к останкам повозки. Спрыгнул на землю, стал помогать подняться вывалившимся. Махнул рукой, зовя на помощь.

Мы все поспешили вперед.

Теперь я увидел, что слом телеги не прошел без беды. Возница, белокурый дядька Орек, и толстый усатый купец по прозвищу Кмаря так и остались лежать в пыли. Одного подмяла под себя кобыла, а второго погребло под обломками телеги. Здоровяку Сильнику повезло больше, хотя он, судя по всему, повредил руку. И только Смыка, ворчливый мужичок с вислыми усами, отделался рваной одежей и ссадинами. Мы помогли встать выжившим, сгрудились в кучку, и все, не сговариваясь, посмотрели на Ростиха.

Молчали. Понимали все.

Не уйти на двух телегах.

Да и раньше не уйти было, но жажда жизни гнала в отчаянной попытке бегства.

Купец хмуро потянул из ножен меч.

– Значит, тут, братцы, доведется остаться. Хорошо с вами походили по дорогам, много вместе повидали. Пора и честь знать! – Он обвел всех тяжелым взглядом. – Если кто хочет счастья попытать, держать не буду. Лошадь мою брать можете. Остальные тягловые, на них точно не уйти.

Все молчали.

Никто не двинулся с места.

Стали доставать кто кистень, кто топорик.

Мальчонка Прозя тихо всхлипнул и сдернул с шеи ножик.

Я двинулся к телеге, взять посох. Вот и закончились твои странствия, ведун.

Умирать очень не хотелось. Было страшно.

Я взял верную истертую палку, перекинул через спину короб (почему-то желал, чтобы даже в момент гибели заветные Записи были со мной) и с тоской посмотрел в лес, в тенек.

В это время от поля вновь раздался лай. Я повернул голову и увидел.

Теперь наши преследователи перешли в галоп, разгоняя атаку.

Смять, раздавить, разорвать в клочья.

Я переводил взгляд со скачущей лавины на наш