Тоска - Александр Александрович Павловский

Женя вывел нас через другой вход, что начинался сразу за гранитным мемориалом. Позади остался вечный огонь с возложенными к нему цветами и укрытые кирпичной стеной пушки. Они упирались нам в спину даже развернутые в другую сторону, а входящим за стену они целились сразу в лица.

Орудия давно минувшей трагедии, что никогда не успокоятся. Им неведомо понятие «память» и «давно минувшее», они продолжают выполнять свою единственную функцию – нести смерть. Да, у них нет ни единого заряда для артобстрела и казённик запаян намертво, но если бы можно было дослать снаряд, то с легкостью бы выстрелила. А так, она лишь целится, без возможности произвести даже холостой выстрел. Такая вечная шутка: «быть напуганным, но не убитым. Помнить смерть, но быть связанным, чтобы нести её самому. Знать цифры, но не чувствовать, как это было на самом деле. Нас причисляют к тому, где мы никогда не будем причастны».

Сразу за светофором начиналась длинная, уходящая в обе стороны улица Октябрьской революции. Она проходила через старую Коломну в новые районы, венчаясь с пересекающими её перекрестками.

Я не стал заходить в магазин. Было как-то неудобно и неловко, будто я действительно с отцом и вожу его по магазинам. Он ведь обязательно будет стоять у кассы и покажет мне, что взял, чтобы отчитаться. А мне будет не по себе, когда я одобрительно кивну и на меня обратят внимание почти все в очереди. В этом нет ничего странного, но менталитет и воспитание не позволят мне стоять спокойно. Иголками под лопатки я буду ощущать легкое покалывание эго, что выругает за такую мелочность. Но и не похвалит, что я потакаю низменным прихотям и даже не своим, а совершенно незнакомого человека, который похож на Отца. Отец где-то далеко, там, где не помнит уже своих детей. В его идеальном мире мы оказались лишними, но иногда необходимыми, чтобы отметиться, что еще живой.

– Ну что, снова в парк? – В игривом настроении вернулся Женя и вскрыл банку пива. – Сейчас у меня и голос прорежется и истории станут намного красочнее.

– Куда уж красочнее? – я поперхнулся от удивления. – Мне хватило историй о твоём пьянстве за границей. Если, конечно, сейчас не начнутся истории о похмелье, что будет логично.

– Нет! Это я только для поддержания беседы рассказал, чтобы расслабиться. Со смехом ведь и жизнь веселее кажется и небо хмурое может распогодиться.

– Как-то незаметно. – Я показал пальцем в небо.

– А ей видимо шутки не по душе. Но она тоже иногда бывает душной, а мы терпим. Стоически переносим все тяготы её погодных шуток, поэтому, грех жаловаться если она хмурая, – Женя поднял голову к небу и задумался, – погода, она девушка, а им иногда поплакать хочется.

– Ты прям философ, после баночки пива.

– Да ладно тебе, это только для разговора. Ты лучше скажи, может тебе что в городе показать?

– Парков и скверов я уже насмотрелся. Мне кажется, весной тут делать нечего.

– Именно! Когда зацветут деревья и клумбы высадят, вот тогда будет на что посмотреть и насладиться природой. А сейчас ничего нет и видно каждую убогую лавочку. Давно бы их перекрасили, а не только анемоны с петуньями высаживали. Никакой красоты.

– Может, эстетики?

– Да может и всего вместе. – Женя шмыгнул носом и сделал глоток из банки. – Тогда идем в сторону Площади Революции.

По дороге он много говорил о домах. Большая часть мне казалось надуманной, но я не стал перебивать. Баночка пива открыла в нем бурный поток эмоций, что раньше сдерживался небольшой запрудой. Как ни странно, но не рассеивалось ощущение, что я нахожусь с Отцом. Может быть поэтому я не стремился от него сбежать. Всё, что не прожито совместно, станет интересной историей у каждого по отдельности. И прежде, чем подвести к основным событиям, собеседник нуждается в предыстории. А такие предыстории не бывают в паре слов. В паре слов, обычно, кульминация. Ох, после такого не то, что в горле пересохнет, там и весь ссохнешься.

Женя продолжал говорить, делая секундные паузы на пивное рандеву. В его глазах горел огонек надежды, будто такого слушателя, как я, он ждал всю жизнь. Непередаваемое ощущение, когда тебя слушают, такого порой не достигают и лекторы в престижных ВУЗах, а тут мужчина в спортивном костюме, светловолосый и выглядит, как твой сосед по этажу. В нем нет ничего необычного, но этим он к себе и располагает. Простой в выражении эмоций и понятный по характеру. Такой и ремонт по-соседски поможет закончить и бесплатный матерный совет в отношении девушки даст, если припьёт и выйдет покурить. Оттого такие люди и удивляют, стоит им дать немного времени и внимания.

Мы прошли один из перекрестков и перед нами выросла остановка, окруженная со всех сторон людьми, так, что только крышу видно. Из полной мусорки стоит амбре. Видимо вчера кто-то воспользовался остановкой, как бесплатным баром, где наливают только те, кто банкует. Поэтому никто не отваживается сидеть внутри, но и далеко не уходит, потому что автобус дальше не остановиться.

Как только мы сравнялись с остановкой я понял, что еще сильнее на улице могло пахнуть пивом, только, если бы дрожжи и хмель смешались сразу во рту. Тогда, все неоновые вывески аптек и магазинов слиплись бы в единое галогенное пятно, как наглядная реклама димедрола. А среди мотыльков рабочего класса, что облепили остановку, хорошо выделялись бороды и акценты. Косые взгляды перемежались с желанием быстрее оказаться дома, но не пересекались с желанием водителя, раз по расписанию он ещё даже не вошёл в поворот.

– Не обращай внимание, – Женя увидел, что я скривился от запаха, – здесь такое часто. Почти никто не зарабатывает столько, чтобы всю ночь провести в пивной. Но пьянство, как бы его не называли, здесь единственное развлечение. Что столица, что провинция больны одним и тем же недугом: «вечером пьём – утром лечимся». Только и то и другое всегда одним градусом.

– А разве когда-то было по-другому? Мне кажется вся наша история построена вокруг спиртного. Сначала забродившие фрукты, затем что покрепче. История совершенствует сначала спиртное, а затем оружие. – я вытер мокрые ладони о штаны. – Мертвых обязательно поминают, иначе им на том свете будет не сладко.

– Может и так. – проскользнуло сомнение. – Вот я Маму не поминал. Был в осознанной