Память мёртвых на Весах Истины - Анна Александровна Сешт

Шепсет

Солнечная ладья клонилась к горизонту, окрашивая алым воды Итеру, набрасывая на берег длинные тени. Птицы смолкали, и ветер становился прохладнее, усмиряя дневной зной.

Нахт и Шепсет вышли к развалинам старой стены, но не раньше, чем меджай убедился, что там не готовилась засада. Хека ходила проверить вместе с ним – путь был свободен.

Жрица боялась, что эти двое спугнут вестника или вестницу, но вынуждена была согласиться – доводы воина были более чем разумны. Никогда нельзя было исключать вероятность ловушки, а Шепсет просто не могла позволить себе попасться. Но и поверить в то, что Рамсес мог бы желать ей зла, не могла. Просто осторожность не бывала лишней, да и Нахту так спокойнее.

В роще у развалин было тихо – ни голосов, ни каких-либо следов чужого присутствия. Только стайка птиц взмыла вверх из зарослей, перепуганная их неожиданным приближением.

– Хм, здесь никого нет, – протянула Шепсет, озираясь. – Может, ты их спугнул?

Нахт пожал плечами. Девушка готова была поспорить: меджай только порадуется, если никто не придёт.

– Подождём до сумерек и вернёмся в лагерь чати, – сказал он. – Иначе нас хватятся. Я предупредил, что мы отправились на прогулку в эти места.

– Разумно.

Тени удлинялись, но никто так и не появился. Ладья Ра уже почти совсем скрылась за горизонтом. Шепсет испытывала странное разочарование, словно её поманили и обманули. Что же помешало посланнику явиться на встречу, которую он сам же и назначил? Или она.

А может, с посланником что-то случилось? Ведь для него – или для неё – эта встреча тоже была сопряжена с огромным риском.

– Ну что, возвращаемся? – нетерпеливо спросил Нахт.

– Нет, подождём ещё немного.

Он вздохнул, скрещивая руки на груди, даже не пытаясь скрыть своё отношение к происходящему.

Наконец, напряжённое ожидание Шепсет оказалось вознаграждено – на вершине полуразрушенной стены из сырцового кирпича показалась кошка – та самая, в золочёном ожерелье. Она села, глядя на жрицу и меджая сверху вниз, потом принялась умываться.

– Вот она! Ну, я же тебе говорила.

Хека повернула морду, навострив уши, но по-прежнему не выражала беспокойства.

Из проёма в кладке показалась хрупкая фигурка, грациозная, как эта кошка, – женщина, одетая в плиссированную тунику и накидку. Её волосы и лицо скрывал головной плат, и она не носила украшений, по которым можно было бы опознать её. Встретишь такую в толпе – не заметишь. Может статься, она и стояла там, на рынке, среди покупателей, и смотрела, как Шепсет забирает у кошки послание.

Сама кошка при виде женщины встрепенулась и спрыгнула вниз, примостившись на стене где-то на высоте её плеча. Прищурившись, кошка смотрела на меджая и жрицу. При этом она не выражала ни страха, ни настороженности к Хека. Оба священных зверя явно видели друг друга сквозь покровы зримого облика. Шепсет было странно встретить кого-то, подобного ей самой, – жрицу другой Богини, отмеченную благословением. Кем же была эта женщина, которой благоволила Бастет?

– Ну, здравствуй, собачья жрица, – голос у незнакомки был певучий, мурлыкающий. – Ох и нелегко же тебя разыскать, Шепсет. Да и слава Богам, что нелегко – не все обладают моими навыками.

С этими словами она сняла плат, открывая красивое юное лицо, которое Шепсет… узнала. Тонкие точёные черты, удлинённые смеющиеся глаза – светло-ореховые, кажущиеся почти золотыми, как у её кошки.

Вот тогда Шепсет вспомнила, где видела эту девушку впервые – на одном пиру в малом дворце. Теперь казалось, что всё это произошло уже несоизмеримо давно, с кем-то другим в иной жизни.

* * *

На дворцовые сады опускались сумерки. Темнота мягко ступала на кошачьих лапах, но не смела приближаться, кружила, точно осторожный хищник. Её отпугивали огни в подвесных светильниках, зажжённые по всему саду, и громкая музыка.

Слуги разносили подносы с блюдами и кувшины с вином, расставляя на невысоких столиках под тканевыми навесами. Повсюду звучали смех и разговоры. Гости обменивались последними новостями, восхваляли Богов и Владыку Рамсеса, благоденствие и порядок, которые он нёс Кемет. Сам Рамсес беседовал о чём-то с мудрым Таа и несколькими вельможами. Жрецы Амона, прибывшие сегодня из Уасет, вступили в какой-то спор с чати. Владыка милостиво внимал им.

На пиру было многолюдно, но даже в толпе Шепсет всегда с лёгкостью находила взглядом царевича. Невольно она залюбовалась им, тем как он держался с вельможами отца – почтительно и скромно, и вместе с тем величественно, как подобало его высокому положению. Огни выхватили его профиль, придавая какую-то нездешнюю красоту – словно статуя одного из древних правителей, рядом с которыми он однажды займёт своё место.

Неудивительно, что вокруг молодого Рамсеса всегда вились придворные дамы. Его внутренний огонь, спокойствие и рассудительность притягивали их, как яркая звезда. Вот и сейчас несколько девушек собрались вокруг – знатных, из родов, приближённых к Пер-Аа. И всем он уделял внимание, был учтив и обходителен. Кому-то дарил полуулыбку, кому-то – внимательный взгляд, а кому-то позволял обронить шутку, да такую, что на лице девицы вспыхивал лёгкий румянец.

Девушки, окружившие царевича, щебетали не замолкая, словно певчие птицы в садах его отца. Прекрасные, изысканные. Шепсет не могла слышать их разговор сейчас, но догадывалась, о чем идет речь, – по его улыбке, по их жестам. Молодой Рамсес, не прерывая беседы, словно почувствовал её взгляд из тени и посмотрел на жрицу. Их взгляды встретились на пару мгновений, и его губы тронула лёгкая улыбка. Та особенная улыбка – только для неё.

И снова он перевёл взгляд на кого-то из девушек, ответил ей, рассмеялся. Ему протянули чашу с вином.

Жрица Бастет, ученица самой Сенетнофрет. Шепсет узнала эту девушку, недавно прибывшую ко двору. Очаровательная и смелая, с изысканными манерами и грацией кошки, повсюду её сопровождавшей. Она смотрела Рамсесу прямо в глаза, что-то рассказывала, и тот внимательно слушал. Но стоило ей отвернуться, отвлечься на вопрос кого-то из придворных дам, как царевич снова посмотрел на Шепсет, едва заметно отсалютовал ей чашей и пригубил вина.

В следующий миг он уже снова смотрел на кошачью жрицу, которая передала ему шкатулку – видимо, ещё один подарок из храма Бастет, – но смотрел Рамсес на девушку немного скучающе, совсем не так, как на Шепсет.

И Шепсет знала: из всего сонма придворных девиц он выделял её, единственную, кто слышала его сердце, с кем можно было поговорить по душам.

Служанка осторожно тронула её за рукав драпированного калазириса, и жрица невольно вздрогнула, смутилась, что её застали за пристальным разглядыванием.

– Царевич просил передать тебе, госпожа, – тихо