Тоска - Александр Александрович Павловский

всех сторон. Здесь другая зелень – она пахнет и другие звуки под ногами от шелеста щебёнки. Такие, как будто в ДНК записанные и ты, если находишь похожее, то полифония синхронизируется. И вот какими словами не попытаешься это описать, все будет не так. Каждое слово нужно умножить в силе на десять и только тогда будет отдаленно что-то близкое. А в противном случае лучше не читать, а самому видеть и слышать.

По Красногвардейской, что выше перекрестком, дорога вновь повела в Мемориальный парк. «Может в свете солнца он хоть немного будет похож на что-то весеннее?» – какая-то застенчивая мысль осела в голове.

Дома в добрососедском рукопожатии придерживали заборы друг друга. Собаки сонливо потягивались возле будки и неохотно гавкали на проходящих людей. Они смотрели с тоской и сворачивались калачиком у миски с водой. Как древние животные, что растягивались у водопоя, совершая долгие переходы через пустошь. Было так тихо, как не могло быть в Москве. Местами я даже скучал. – «В период долгого отсутствия что-то родное всегда тянет обратно. Оно необязательно может быть любимым, но оно всегда будет оставаться настоящим и вечным. Закрытая бухта откуда ты уплываешь, чтобы наполнить вновь сердце и трюмы событиями, а потом возвращаешься с пламенеющим желанием рассказать об увиденном. И ты знаешь, что в этом месте тебя обязательно выслушают».

Даже при свете солнца парк не изменился. Всего за одну ночь ничего не зацвело, а трава не зазеленела, цветы не распустились. Лишь стройные ели и обшарпанные лавочки вокруг вечного огня, что давно уже не знает, как это – потухнуть. Несколько пожилых пар прогуливались по тропинкам и о чем-то тихо рассуждали.

Я бегло осмотрел каждую из лавочек, не хотелось вновь повстречаться с Женей. После вчерашнего разговора я не испытывал желания разговориться о религии. А он, возможно, не рад будет увидеть меня. Разошлись не попрощавшись, как враги, не нашедшие компромисса. «Пиво, конечно, сближает, но что за общение, где один жажду не может утолить, а другой просто не пьет? Лучше, когда вы на одной волне, а вчера вышел рассинхрон», – Я не задерживался, лавируя по тропинкам. Несколько гранитных памятников в рост уткнулись мне в спину, но я не стал останавливаться и скрылся за каменными погонами с барельефом. И моё молчание стало для них прощанием.

Не сворачивая на светофоре, я шел по улице, что напоминала рассыпанную банку монпансье. Насыщенные яркие цвета и тона без перелива. Бирюзовый, молочный, аквамарин, крем-брюле… Если что-то и повторялось, то было самым свежим мазком на холстине улицы. Что-то выкрашивалось, перекрашивалось, реставрировалось. Следы советской коммунальной эпохи перекрывали новыми вывесками и распотрошением канализации. Сносили всё, что не было несущим, дабы пластические хирурги с помощью кирпича и шпателя возвели новые перегородки. Эти коренные зубы портил только кариес проживающих в них людей, да желтизна дождей на фасаде, но основа оставалась крепкой несмотря на время. И, если небольшое вмешательство требовалось незамедлительно, то зубки снова сияли своей белизной и здоровьем.

На площади Двух революций, я еще раз поднялся по лестнице и взглянул на вандальный след битого стекла. Каждый видит свою правду в этих осколках, что остались вечным напоминанием, что целостность – это не навсегда. Один небольшой штрих меняет картину в целом и этот штрих – один или в кругу друзей, будет знать о сделанном. А ты потеряешься в догадках и странных версиях, так никогда не узнав правды. На чужое имущество больше способов вандализма и выше спрос. То, что одним достается легко, другим достается ещё более лёгким путем. Мы все на одной карусели, но иногда хитрецы умеют менять лошадок прямо на ходу.

Храм Апостола и Евангелиста Иоанна-Богослова, как написано на входной двери, в свете солнца напоминал гигантскую церковную свечу. Если крест на шпиле колокольни разогреть, то он изменит цвет и будет казаться, что свеча подожжена. Только каждый в этом свете будет видеть, опять же свою правду: «кто за здравие, кто за упокой».

У каждого человека слишком много своей правды в голове, и она ему жить мешает. Это, как если бы весь наш мозг стал терминалом аэропорта и на тысячи указателей не было бы ни одного направления стрелочками. Идти можно куда угодно, но навряд ли придешь туда, куда надо. Вот и блуждает человек в своих мыслях, как запыхавшийся мужчина с чемоданами, который ищет терминал В, а сам и понятия не имеет в каком находится. На стойке регистрации очередь, длинною от самого входа, а за стойкой всего одна девушка, у которой не получается быстро печатать. Он всматривается в табло, а там без изменений, и только времени становится меньше. Вот и получается, что ты либо заблудился, либо уже отчаялся и не спешишь на рейс. А, если человек умный, то только потому, что срисовал дорогу к своему терминалу заранее.

По другую сторону дороги, как вчера показал Женя, стоял, облокотившись на яблоневый сад, дом. В моем представлении усадьба – это что-то грандиозное, колоссальных размеров даже по территории, а тут был двухэтажный коренной зуб, цвета морской пены. Стальные прутья забора держались, как немые стражи, которые схватившись за руки обороняли периметр. Сквозь них было видно весь двор, но штурмом взять не получится. Я перешел через дорогу и встал напротив забора, в близи дом набирался роста, как пятирублевая царская монета в приближении. Он будто вдохнул в себя побольше воздуха, раздул легкие и теперь красовался, как невеста на выданье. Сбоку, во двор вела небольшая калитка чуть выше моего роста. Энергетика била со всех сторон и сам дом приветливо зазывал, подмигивая ставнями.

По левую сторону хозяйственная постройка сливочного цвета с массивными деревянными дверями на петлях. Такие, как в исторических фильмах показывают на крестьянских хатах. Но вот окна были современной адаптацией того времени. Всё же сложно воссоздавать то, что делали мастера древности. У них и взгляд и инструмент был другой, а сейчас смотришь на реплику и у нее ни души, ни своего голоса. Всё, как платье на куклу.

Крыльцо усадьбы напоминало неправильный прикус: узкие ступени перекликались с широкими и несколькими скошенными. А вход казался немного заваленным.

– Добрый день! – мой голос раздался под самый потолок небольшого тамбура и вернулся эхом.

– Здравствуйте! – выглянула девушка из-за высокой стойки у окна. – Вам чем-то помочь?

Помещение было квадратным и сплюснутым, а стойка находилась под одним из центральных окон. У дальней стены расположился ряд вешалок и