Тоска - Александр Александрович Павловский

– Вот ты знаешь, какой вес этих показателей у социальной группы выше тебя? – Владимир не церемонясь перешел на «ты», стараясь стать убедительным.

– Нет. – Я оторопел.

– А сам стремишься туда попасть, когда даже понятия не имеешь, о чем они говорят и, что делают?

– Но у меня есть свой вес в словах и действиях. Я же не терпила какой-то.

– Вот даже сейчас ты мыслишь только своей категорией. Твой вес измеряется теми условиями, в которых ты им пользуешься. А что-то новое для тебя будет чуждо.

– И, что мне делать?

– Всё уже сделано за тебя. Ты там, где должен быть и даже, если ты заработаешь миллион долларов, другое общество тебя не примет. Твой вес для них ничего не значит, ровным счётом ничего. Они не стану смотреть на тебя, как на равного, потому что ты всегда будешь другим. Те условия, в которых ты стал собой – это не те же условия, при которых они обрели свою самодостаточность. Вот и всё.
Но ты также можешь пойти против всех, создать свою страту и поднять личный флаг. Но даже при этих условиях ты не станешь каждого титуловать своим знаменем. У тебя будет отбор и опять же ты возьмёшь только тех, чей вес схож с твоим. А тех, кто тебе не понравится ты отсеешь. Как и тебя отсеет то общество, в которое ты стремишься. Вот и получается, что один никогда не равен другому. Или абсолютно простой пример. В рамках своих мыслей у тебя есть нравственная группа вне оговоренных рамок и в ней опять же только те, кого ты хочешь там видеть и с кем готов обмениваться весом своих мыслей. Там нет кого попало, ты выбираешь и отсеиваешь важных от проходимцев.

– Получается, что мои попытки тщетны?

– Ну почему же. Опыт, при любых обстоятельствах – это опыт. Ты сможешь им воспользоваться в рамках своей группы и стать более осмысленным. Да, ты не попадёшь в желаемую группу, но это не помешает тебе создать свою и подтянуть в неё тех, кто будет для тебя ровней. Главное, какой вес несут твои слова, мысли и действия. А, если ты все же рискнешь замахнуться на желаемое общество, то придётся себя переломить, чтобы вложить в себя новый вес. И не факт, что он станет для тебя истинным. Ложный бог в голове сам себе строит виселицу.

Я смотрел на него, как на благоговейного учителя. А он лишь держал соединенные ладони у груди и улыбался. В его терминале мыслей были все нужные указатели, возможно подрисованные собственноручно. Он понимал, о чем говорил и знал об этом не понаслышке. Такими знаниями невозможно обладать из книг или статей. Бесстрашными становятся на практике, как и мудрыми, пересекая жизнь. А этот человек определенно пересек половину этого отрезка и не торопится пересекать оставшийся. Слишком много увидено, сказано, сделано.

– А разве вы не перешагнули через ступень?

– Знаете, молодой человек, скажу открыто. Я никогда не рисовал этих ступеней, чтобы потом через них перешагивать. Моя жизнь проста, как пять рублей и мне никогда не хотелось сорвать звезду с неба, но возникало желание узнать, как она зажигается. Вы хотите стать тем, кто по вашему мнению лучше живет или видит мир по-иному, но мир для всех один и возможности он даёт одинаковые. Многие ими пользоваться не умеют. Поэтому вас и преследуют тщетные попытки энтузиастов перешагнуть ступень, когда и Вы и Они придумали не саму лестницу, а именно пропасть. Так создателя всегда тянет к своему чаду.

– Какая сложная истина. – Было ощущение, что меня окатили холодной водой. Его отрезвляющая прямота в мудром простодушии.

– Все проблемы в голове! И никакая истина, будь она простой или сложной не справиться с этим. Пока в голове нет покоя и понимания, не будет жизни и легкости сознанию. Вам всегда будет казаться, что Вы совсем чуть-чуть не дотягиваетесь или меньше осведомлены, крайне мало учитесь или знаете скудно, возможно мелко плаваете, но это только ширма. У вас есть всё для полноценной жизни, а вы ищете способ, чтобы не жить. Опять же повторяю, все проблемы в голове!

– Но… – я попытался возразить.

– Никаких «но»! Попробуйте обдумать услышанное, а не сразу отрицать.

Мы медленно пересекли коридор, выстеленный красной дорожкой. Следующая комната напоминала огромный холл, увешанный картинами мастеров современности. У стены на пол комнаты вытянулся письменный стол буквой «т». Он был обит зеленым сукном в партии с темным дубом и такими же стульями. Этот стол не то, чтобы собирал всё внимание на себе, за него хотелось сразу сесть. Он по праву мог называться «письменный», потому что состояние работоспособности усилилось только при одном его виде. Внутренний трепет сменился сначала желанием, а потом и состоянием вдохновения. Покалывание в сердце напоминало ожог от крапивы.

– Вы можете за него сесть. – Владимир сделал легкий приглашающий жест ладонью.

– Правда?

– Я же вижу, что экскурсия не дает вам возможности прикоснуться к истории, так может стол поможет. Вы ведь за этим пришли? Вас не столько интересовала жизнь Ивана Ивановича, сколько место, где он мог творить свои шедевры. Да, конечно, оно не сохранилось и этот стол принадлежал совершенно другой семье, но сама усадьба порой наполняет незнакомые ей предметы своей энергетикой. Поэтому, стоит попробовать, если это вам поможет.

Я силился от того, чтобы не взвизгнуть, переполненный детским восторгом. Если уж дом общается со мной, то с предметами у них должна быть взаимная любовь. Дух дома не только в стенах, но и в интерьере, а, если он безвкусен, то и общее впечатление останется «такое себе». А пока, всё было гармоничным. И этот стол оказался не исключением. Мягкая обивка стула прогнулась под моим весом, и я почувствовал себя больше в невесомости, чем сидящим. Сукно, каким было обита столешница, выглядело не новым и уже мягким, но совершенно без признаков затхлости и старости. Жаль, что никаких письменных предметов не сохранилось. Не было того, к чему можно прикоснуться и услышать историю. Оставалось только додумать что-то самому, но этим я и так занимаюсь почти всю свою сознательную жизнь.

– Вы сказали, что в длительном творческом «ступоре»?

– Да. – С досадой ответил я. – Можно сказать, что углубился в собственную тоску.

– И это мешает вам писать? – с удивлением отозвался Владимир.

– Всей жизни это мешает, а не только мне в отдельности. Как будто захлопнулись собственные клещи, утянув на дно, где никто не знает, как