Предназначение - Галина Дмитриевна Гончарова

Эваринол о том просил. Проверить на всякий случай, каждому известно, что у трезвого на уме, у пьяного на языке, вот он и подливал Истерману вина с дурманной травкой.

А вдруг?

Приведут их так-то в засаду?

Магистр Истерману доверял, да ведь планы и потом поменяться могут… вот у боярина Дени… Данилы приступ угрызений совести случился, почему у Истермана не может? Ах, у него совести нет?

А вдруг?

Вот и поил его магистр, но покамест ничего интересного не слышал.

Руди не предавал Орден, надеялся стать наместником Ордена в Россе или… советником… при сыне?!

Леон даже головой потряс и подлил другу еще, не переставая расспрашивать.

– Любка… да… с ней спал…

Магистр еще два раза подливал Истерману, прежде чем выяснились интересные подробности.

Когда Любава вышла замуж за государя, тот был уже немолод. И детей иметь попросту уже не мог. Вообще.

Любава проверила, сестру попросила посмотреть. Все верно, не мог уже зачать Иоанн Иоаннович, супружеский долг и тот не каждый месяц отдавал, постами отговаривался.

А как быть? Она бесплодна, муж бесплоден, а ритуал только для одного проводится. Любава зачать сможет, а муж ей ребеночка не даст – зря все получится. Негоже так.

Ей ребеночек надобен: и положение упрочить, и трон наследовать… От супруга родить не получится? Ну так от кого другого можно, к примеру от Истермана. Не удержалась Любава, польстилась на кудри золотые и выправку молодецкую. И не такие перед Руди падали, сраженные красотой его да языком ловко подвешенным.

Ритуал провели, и затяжелела от него Любава. Понесла, родила… только вот не похож Федор ни на кого. Ни на него, ни на государя, ни на матушку свою… Ежели по-честному, Федор похож был на мейра Беккера, с которым некогда Инес связалась, на матушку его достопочтенную, хоть и не было меж ними кровного родства. Только откуда про то было Руди знать?

Он и не задумывался о таком.

Так что у Федора отец вовсе не царь даже, только никто про то не знает…

Послушал Леон да и решил, что магистру Эваринолу он расскажет, а другим не надобно. И подлил еще Рудольфусу.

Пусть нажрется да уснет… Ну его с такими тайнами!

Хотя чего удивляться?

Все они, бабы, такие! Правильно им магистр не доверяет! Вот! Родить и то не могут от мужа законного! Как есть стервы!

До стольного града Ладоги кораблям считаные дни идти оставалось…

* * *

Агафья Пантелеевна по палатам царским прошлась, ровно сто лет уж тут жила. Да и чего ей? Чай, и не такие виды видывала!

Первым делом она внучку осмотрела, живота коснулась.

– Кажись, сынок у тебя будет.

Устя расцвела от радости.

– Сын!

А уж Борису-то какое счастье было!

– Правда ли? Бабушка…

Само с языка сорвалось. И то, матушка у Бориса была, а бабушек-дедушек и не знал он толком. Вот и получилось. Улыбнулась волхва, материнским жестом государя по голове погладила:

– Чистая правда, внучек. В таких делах не ошибешься, чай, не одну тысячу маленьких перевидала.

Устя кивнула, мол, так и есть. Агафья на детей строго поглядела.

– Вы сейчас о другом подумайте. Устяшу-то я сберегу. А вот что с Аксиньей творится?

– Не знаю я, бабушка. – Устинья голову опустила, стыдно ей было, тошно. – Я с ней поговорить хотела, она меня прочь гонит, и не со страха, никого рядом не было. Решила она для себя так-то…

– Что она решить могла, когда на ней заговоренной дряни – корабль грузи?

– Бабушка?

– Кто ей все украшения эти надавал?

– Государыня Любава, свекровка ее…

– На ней каждое третье кольцо с заговорами, каждое зарукавье не просто так…

– Бабушка?

– То ли по доброй она воле так поступает, то ли оморочена – не понять. И кого носит она – тоже. И носит ли, и от кого…

– Бабушка?

– Я сказала, а ты слышала. Чего переспрашивать по сто раз?

Устинья лоб потерла.

– Да нет же… не может так нагло быть… и ребеночка им тогда откуда взять? И Федор же не может… не его это ребенок? Могла Аська от другого затяжелеть?

– Сама, по доброй воле, с чужим мужиком в постель лечь?

– Не по доброй воле, бабушка, а когда опоили ее или оморочили как? Для зачатия много и не надобно.

Тут уж Агафья задумалась.

– Может и такое быть. Потому и защищают Аську всеми способами, чтобы не понял никто. Но это ж опасно, ребенок может с утратами родиться, хотя ей уж и все равно, поди.

Устя понимала, о чем речь идет.

И ребеночек там ритуальный, и не одно уж поколение чернокнижное… но тогда?..

– Бабушка, когда ритуал провести не получилось, как они младенца к Книге своей проклятой привяжут?

– Эх, Устя, это на хорошее дело людей подвигнуть сложно, а на гадости до того некоторые повадливы! Аська, как мать, может ребенка своего пообещать. И душу его, и кровь, и отдать, родней он Федору и тогда не станет, а вот к Книге привяжут легко малыша.

– И что для этого надобно?

Не видел бы Борис паука, не посмотрел бы, как Марину корчило. Не снимали б с него ошейник, еще бы и подумал, прежде чем такие разговоры слушать. А то и к патриарху пошел… ересь же!

Сейчас и мысли у него такой не возникло! Слушал, предусмотреть все старался, когда вышло так, что зло в палаты царские проникло, с ним бороться надо, не отмахиваться, не бояться ручки замарать. Не может он проиграть сейчас, враги его и Устю с малышом не помилуют, а жену он… любит?

Не даст он своих в обиду! Вот и все тут!

– Аська да Книга. Ну и крови чуток. Но покамест вроде тихо у особняка Захарьиных, мы за ним приглядываем.

– И то хорошо.

– Не переживай, государь, не упустим мы татей. А ты… вот, возьми-ка!

– Что это?

Борис сверток принял, на руке взвесил. Тяжело.

– Разверни да и примерь.

Государь и спорить не стал – чего тут спорить-то? Развернул, и ему в руки кольчуга скользнула.

Тонкая, прочная, а сплетена интересно. Обычно кольчуги с рукавами делают до середины бедра, а тут не так все. Тут кольчуга до пояса доходит, только что поясницу закрыть. И шея открыта, скорее как безрукавка кольчуга выглядит. Плетение ровное, гладкое, такое под одежду наденешь, она и не звякнет, и себя не выдаст. А все одно поддоспешник надобен.

– Надобен, государь, хоть и легонький, а надобен. Ты б надевал кольчугу, как к людям выходишь? Нам бы куда как спокойнее