Голос из Тьмы - Настя Полос

Имран замер с вновь занесенным кулаком и растерянно моргнул. Разум возвращался, и он стал осознавать, что натворил.

Я оттолкнул его резким движением, и он рухнул на пол рядом со мной. Повернувшись к нему, я осмотрел его лицо в кровоподтеках, с подбитым глазом и кровоподтеком на скуле.

— Чего ты боишься, Игнар? Что я расскажу Теодоре о Велассии, о том, как ты врал? Дал ей надежду, которой не суждено сбыться? Или что ты трус, который трахал каждую юбку на Инуре?

Агония растекалась по телу, но хуже всего боль в сердце, что с каждым ударом лишь возрастала. Имран прав, именно этого я и боюсь.

Поняв, что ответа от меня не будет, брат поднялся, держась за бок, и подал мне руку. Но я отверг и встал сам. Толкнув его плечом, не оборачиваясь, бросил:

— Катись к дэволам. Рассказывай своей подружке что хочешь, но, когда Теодора проклянет тебя и отречется от связи с тобой, спасать тебя я буду.

Утром мне едва удается проснуться. Левый глаз заплыл, и я практически ничего им не видел. На Земле наша магия слабее, отчего исцеление шло куда медленней.

Вчера, даже не стерев с лица кровь, я упал на подушку и уснул.

После душа я подошел к зеркалу и провел ладонью по запотевшему стеклу. На меня смотрел неудачник и трус, мальчишка — как любил говорить Кловисс. Возможно, он всегда был прав на мой счет, я ничтожество и всегда им был.

В голове замелькал один из самых ужасных дней в моей жизни.

Стоял очень жаркий день. В Гар-Кхалиб пришла раскаленная буря, сносящая все на своем пути. Оба солнца стояли в зените. В такие дни выходить на улицу крайне опасно, но, когда приходили огненные пески, выйти — верная смерть.

Имя той бури — Кхам-Есш.

На Инуре хорошо развиты системы подземных переходов. Некоторые тоннели были столь большими и широкими, что торговцы разворачивали свои лавки прямо там. Инурийцы спускались туда, прячась от смерти, и продолжали жизнь.

В то время я узнал о намерении женить меня на Велассии. Я отнекивался, злился, а когда понял, что все это бесполезно, стал бунтовать. Решив, что Кхам отличный повод улизнуть, я собрал своих друзей, и мы отправились гулять и веселиться по подземным улицам. Мы рыскали, ища дешевую выпивку и свободных девушек. Мы отдавались веселью, несмотря ни на что.

Статус приемника Верховного обязывал меня вести себя подобающе, иметь практику и связь с Богиней, оставаться величественным. Но ничего из этого я не делал. Я никогда не посещал Жриц, их храм и даже Великую матерь-библиотеку.

Во мне кипела злость, ярость, и я хотел сделать все, чтобы опорочить свой статус. Но в тот день все пошло не так.

Мой друг слишком много выпил. Гайса захотел узнать, не кончилась ли буря. Для таких целей существовали специальные приборы, но ему на терпелось узнать первым. Подъем наверх строго воспрещался.

Я пытался его остановить, просил не ходить туда. Я хватал его за руки и тянул к себе, на что он грубо оттолкнул меня и схватился за дверь. Я не успел.

Тяжелый замок куда-то исчез. А может, его и вовсе не было, но двери беспрепятственно отворились. Гайса хотел лишь выглянуть, но горячие пески нахлынули внутрь, выбивая ставни. Гайса тянул дверь на себя, но она резко открылась, и ветер вынес его наружу. Его было уже не спасти.

В голове набатом звучал стук сердца и крики. Я оцепенел, но вовремя вышел из себя. Двери нужно закрыть любой ценой! Даже если за это придется отдать жизнь.

Моя магия сильнее, чем у прочих, но даже так мне едва хватило сил сдвинуть тяжелую дверь, я изводил свой предел, глядя, как кожу друга разрывало на куски, как плоть горела, как солнца плавили глаза. Кхам-Есш уносил его останки, выжигая их до праха. А потом и дух его присоединился к проклятой буре.

В какой-то момент горе переполнило меня, магия дрогнула лишь на секунду, но этого хватило, чтобы ветра вырвали петли и пронеслись внутрь по тоннелям. Многие оказались ранены и только потому, что я не смог остановить Гайсу.

— Ты жалок, — сказал тогда Кловисс. Его голос сочился презрением. — Из-за твоей глупости и бравады пострадали другие.

Я стоял перед ним на коленях. Униженный и растоптанный. Я не мог поднять глаз.

— Ты Хранитель! Ты обязан беречь этих людей, а что сделал ты? Жалкий мальчишка.

Весомое кольцо на руке Кловисса рассекло мне губу, я не упал, продолжая смиренно ждать. Я услышал звук поручня, скольжение по полу. Тело напряглось, задрожало. Оно знало и готовилось, покрываясь липким холодным потом.

— Раздеть.

Руки стянули с меня верх одежды. Я смотрел в пол, глядя, как синие капли крови падали вниз. Умственно я представлял барьер, маленькую комнатку, где прятал себя.

— Руки на пол.

Я вновь подчинился.

— Девмес, восемь ударов стальным наконечником.

— Как скажете, Верховный.

Даже не видя, я живо представлял улыбку прислужника. Однако продолжал хранить молчание.

Первый удар рассек почти что зажившие раны от прошлых наказаний. Второй располосовал спину. Третий выбил весь воздух из легких. На четвертом я больше не мог дышать. На пятом я видел, как крови на полу становилось все больше, она текла изо рта от силы прокусанного языка. На шестом я только и думал о следующем ударе. На седьмом сердце билось так громко и быстро, что казалось, оно остановится. Но восьмой удар был самым сильным, самым страшным. Он проходился по открытым ранам, по торчащей раскуроченной плоти.

Когда все закончилось, я рухнул на пол. Наконец-то смог позволить себе расслабить руки. Я ощущал себя потерянным и очень слабым.

Этого же слабака я видел перед собой и сейчас.

Меня трясло от ненависти к себе, на Имрана и даже Теодору. Мне срочно требовалось выплеснуть эти чувства. Тяжелыми шагами я вышел к тяжелым дверям и с силой распахнул. Я хотел взять в руки меч, но остановился.

Теодора, такая хрупкая и изящная, в то же время опасная и яростная, металась по полю в боевом танце. Клинки в ее руках пели смертоносную песню. Даже если бы я хотел, не смог бы оторвать от нее взгляд в эту минуту. На ней черный костюм, зауженный в талии, на боку кожаные ножны. Она полностью сосредоточена на невидимой цели. Поразительно, как за столь короткое время Теодора смогла продвинуться. Меч пусть и передает Меках свои знания, постепенно вливая