Борьба за господство - Андрей Викторович Стрелок

— Теоретически, если улей копирует геном альфы, должен получиться еще один альфа. Но на практике выходит максимум субальфа.

Пощелкав мышью, Исаев вывел на экран два графика нейронной активности.

— Вот сравнение. Слева твой профиль. Специфический паттерн в ТКТ. Справа у Вестника. Вроде бы совпадение до девяноста восьми процентов, но ключевые колебания отсутствуют.

— Почему? — нахмурился Вадим.

— Потому что альфу нельзя «„собрать“» механически по запросу. Вирус может воспроизвести геном, может воспроизвести морфологию. Но ТКТ не просто биология. Он формируется в процессе становления личности, психики, опыта. Это уникальная комбинация, которую невозможно клонировать в улье.

Исаев говорил медленно, подбирая слова:

— Странник, Защитник и Вестник получили часть твоего кода. Но у них нет того же резонанса. Они не излучают сигналы, которые производишь ты. В их мозгу нет фундамента, на котором строится поле альфы. Мы подозреваем, что альфой становится только тот, в ком вирус находит подходящую личность — психическую структуру, к которой можно «„прикрутить“» ТКТ.

Вадим сжал челюсти.

— То есть даже если улей клонирует меня тысячу раз, ни один из них не станет мной?

— Верно. Они будут сильными, быстрыми, умными в пределах нормы, но не настоящими альфами. В лучшем случае — субальфами, способными работать с библиотекой улья. Но у них нет той искры. Это важнейший предел. Вирус не может тиражировать альф бесконечно. Они редки, как узловые точки сети. Может быть, это встроенное ограничение, чтобы система не рухнула от внутренней конкуренции.

Вадим смотрел в сторону бокса, где Скрипач, прикованный к кушетке, снова дергал головой, будто пытаясь услышать их разговор.

— Выходит, — тихо сказал он. — Мы слишком уникальны.

— Да, — кивнул Исаев. — И это и благо, и проклятие.

— А как вообще улей решает, когда выпускать на свет сверхпрыгунов-альф? Это же явно не случайность.

Исаев кивнул, будто ждал этого вопроса.

— Мы тоже ломали голову над этим. И вот что удалось выяснить. Появление таких форм напрямую зависит от плотности вирусной биомассы. Когда численность обычных зараженных достигает определенного порога, а улей накапливает достаточно ткани и энергии, запускается процесс отбора. Внутри массы коконов начинают формироваться кандидаты. Чаще всего они превращаются в стандартных прыгунов, но иногда, при критической концентрации, вирус «„решает“» рискнуть и создать альфу нового типа.

— То есть это зависит от числа зомби в округе? — уточнил Вадим.

— Именно. Чем больше сырья, тем выше шанс, что улей попробует вывести что-то уникальное. Мы заметили закономерность: в районах, где плотность зараженных превышала условный предел, рано или поздно появлялся сверхпрыгун. Странник говорил, что в Петрозаводске за четыре месяца прикончили двоих таких до момента созревания… В случае с Дружком это совпало с несколькими факторами: высокая численность зараженных в округе, наличие сильного улья, достаточный запас органики. И плюс, твое присутствие. ТКТ альфы действует как катализатор, повышает вероятность рождения особей с нестандартной архитектурой.

Вадим сжал губы.

— То есть если бы меня там не было, он все равно появился бы?

— Возможно, — ответил Исаев. — Но не в такой форме. Без твоего влияния он был бы просто еще одним хищником, умным животным уровня примата. Твое бессознательное подтолкнуло вирус к созданию новой когнитивной модели.

Исаев сделал паузу, потом добавил:

— Можно сказать, что ульи чувствуют потребность. Если зараженных слишком много, обычные формы перестают быть эффективными, нужны управляемые хищники, координирующие охоту. Тогда рождаются прыгуны. А если давления среды еще выше, появляются сверхпрыгуны, потенциальные альфы. Это своего рода механизм эволюционного скачка.

Вадим кивнул медленно, осознавая услышанное.

— Значит, каждый такой, как Дружок, это ответ вируса на перенасыщение?

— Ответ системы на кризис. И чем больше кризис, тем выше вероятность рождения чего-то вроде него… Знаешь, Вадим… Мы тут ломаем головы, называем это вирусом, биоконструктором, эволюционным инструментом. Но мне кажется, мы уже перешли рубеж, где старые термины не работают.

Вадим нахмурился.

— Что за рубеж?

Исаев чуть кивнул в его сторону.

— Появление разумных альф. Пока альфами становились суперпрыгуны с зачатками разума, вирус оставался в границах своего алгоритма. Да, он создавал хищников, выводил новые формы, запускал ульи. Но все это было биологическим автоматизмом. Как у муравьев или термитов — сложная система, но без осознания. Когда появился ты или Скрипач, все изменилось. Вирус впервые получил носителя, который не просто исполняет программу, а понимает ее. Более того, способен сознательно направлять процесс. Это точка биологической сингулярности. Раньше Хронофаг просто пробовал варианты, стихийно. Теперь у него есть проводники — такие, как ты. Альфы-люди. С вашим сознанием, логикой, волей. Вирусная экосистема впервые получила возможность осознавать и корректировать собственный рост. История больше не принадлежит природе. Она принадлежит вам. Все, что дальше, будет зависеть от выбора разумных альф.

— А если мы с тобой ошибаемся? — возразил Вадим. — Что если люди-альфы — всего лишь статистическая аномалия? Отклонение, случайный сбой в большой системе? А настоящий результат не мы, а то, что строит вирус сам.

Исаев прищурился.

— О чем ты, ваше высочество?

— Я говорю про ульи. Несколько раз проверял подземелья. С каждым месяцем они разрастаются, но дело не только в этом. Там появляются новые формы организмов, которых никто раньше не видел. Сами ульи начинают излучать сигналы, и они уже отличаются от привычных. Более сложные, многослойные.

Исаев нахмурился, его пальцы застучали по столешнице.

— Ты хочешь сказать… что ульи эволюционируют сами по себе?

— Именно, может, вирус и не рассчитывал на таких, как я. Может, мы всего лишь побочный продукт. А реальная цель — построить новый сверхразум. Не человека-альфу, а улей-альфу.

Он сделал паузу, прислушиваясь к собственным мыслям, и добавил:

— Иногда, когда я рядом с этими массивами плоти, у меня ощущение… будто они думают. Не так, как мы. Но в них что-то зарождается.

Исаев медленно опустился на стул.

— Мы… рассматривали такую возможность. Но пока нет доказательств.

— Доказательства? — Вадим усмехнулся. — А эти новые формы? А эти сигналы? Ты сам говорил, что мы фиксируем их, но не можем расшифровать.

— Послушай. Я не отрицаю твоих наблюдений. Ульи действительно усложняются, но это еще не значит, что там рождается разум.

— А что же тогда?

— Все та же эволюция. Хронофаг — катализатор. Он дал экосистеме скачок на десятки миллионов лет вперед, но он сам по себе не разумен. У него нет цели, кроме одной — эволюционировать. А эволюция слепа. В ней нет плана, нет предвидения. Есть только случайность, давление среды, смена условий. Прыгуны и сверхпрыгуны появились не потому, что кто-то их задумал. Они были ответом.