Кортик: За честь и верность 2 - Сергей Благонравов

— Теперь у нас есть идеальный кандидат, — прошипел генерал. — Сын Императора... который ненавидит отца всей душой.

Мы замерли, с ужасом наблюдая за искалеченной фигурой на экране. Его неестественные, прерывистые движения и пустой взгляд вызывали леденящее чувство отвращения и жалости.

"Вы действительно считаете, что это... это чудовищное творение ваших экспериментов сможет занять трон?" - голос Первого дрожал от сдерживаемой ярости. "Да любой дурак увидит, что он под контролем! Взгляните на него — это же живая кукла!"

Букреев усмехнулся, медленно обводя взглядом нашу группу. "Ошибаетесь, если думаете, что эти кадры увидят простые граждане. Мы давно контролируем все медиа. Золото творит чудеса, господа." Он театрально развел руками. "Не будет никаких церемоний отречения. Император и наследник трагически погибнут во время террористической атаки. А из-за границы вернется... излечившийся принц, проходивший долгое лечение у наших британских союзников."

Генерал встал, его тень гигантским пятном легла на стену. "Народ жаждет стабильности. Они поверят в эту сказку, потому что захотят верить. А что до террористов..." Его губы растянулись в белозубой улыбке. "Мы уже подготовили несколько сотен тел из группы "Гнев матушки природы". Настоящих преступников никто искать не будет."

Дым застилал город, густой и едкий, пропитанный запахом горящего металла и страха. Со всех концов столицы неслись тревожные сводки, сливаясь в один протяжный вой сирен. Где-то рвались снаряды, и далёкие взрывы сотрясали землю, будто сама земля стонала под тяжестью беды.

Камеры видеонаблюдения, холодные и беспристрастные, выхватывали куски этого ада. Ворота Преображенского полка лежали, вывернутые взрывом, а за ними бушевало пламя, пожирая караульное помещение. Дым клубился над плацем Семёновского, скрывая фигуры бегущих солдат и вспышки выстрелов. Где-то рушились стены — Измайловские казармы оседали, как подкошенный зверь, а из-под обломков выползали окровавленные руки, цепляясь за жизнь.

Московский гвардейский полк горел — взорванный склад разметал осколки так далеко, что они впивались в стены жилых домов, будто последнее предупреждение.

Но хуже всего было в кадетских корпусах. Дети в мундирах, ещё не нюхавшие настоящей войны, пытались строить оборону. Сухопутный — юнкера сжимали винтовки, но их глаза выдавали ужас. Морской — чёрный дым вырывался из выбитых окон, словно души погибавших рвались наружу. Артиллерийский — редкие выстрелы, будто последние удары сердца. Инженерный — погружённый во тьму, где кадеты баррикадировали двери, зная, что помощи не будет.

Город задыхался. Полиция перекрыла дороги, создав чудовищные пробки, и люди, обезумев, метались в поисках спасения. Женщины прижимали детей к груди, бежали, спотыкаясь о брошенные вещи. На проспектах давили друг друга — кто-то падал, и его тут же поглощала толпа. Из переулков доносились крики, звон разбитых витрин, шёпот молитв.

А над центром, как раскалённое клеймо, висело багровое зарево. Портреты императора, растоптанные, лежали в грязи — символы порядка, превращённые в мусор.

И только вертолёты спецназа кружили в небе, не решаясь опуститься в этот ад. Будто даже они боялись, что пламя поглотит и их.

Я вдруг понял — камеры были повсюду. Они холодно смотрели с перекрёстков и подворотен, из-под козырьков казарм, даже из декоративной лепнины старинных зданий. Каждая улица, каждый двор, каждый тёмный уголок Санкт-Петербурга — всё это стекалось в подземный бункер, где мерцали экраны, поглощающие город целиком.

Даже скрытые. Те, что прятались за зеркалами, вмуровывались в кирпичную кладку, маскировались под вентиляционные решётки. Ни один шаг, ни один шёпот не ускользал от их всевидящих линз.

Вот она мощь внешней разведки. Они держали руку на пульсе всего города, знали каждый его вздох, каждый вздрагивающий нерв. Доступ к системам безопасности? Полный. Контроль? Абсолютный.

Но если они видели всё… почему прошляпили подготовку к свержению императора?

Ответ стоял прямо передо мной – генерал Букреев. А где-то там, в клубах дыма и грохоте штурма Императорского дворца, действовал Третий – призрачный кукловод, бывший глава внутренней разведки.

Конечно, это был он. Только человек с его связями – глубокими, как корни старого дуба, пронизывающими все уровни власти – мог годами готовить переворот, оставаясь в тени. Он знал каждую щель в системе безопасности, каждое слабое звено в цепи охраны.

Но зачем? Вот что не давало мне покоя. Что могло заставить служителя тайного ордена, человека, получившего наградной кортик из рук самого императора за отражение покушения, предать всё, чему он клялся? Месть? Власть? Или что-то куда более тёмное, спрятанное так глубоко, что даже камеры внешней разведки не смогли этого разглядеть?

В этом и заключалась главная загадка. Предательство – всегда как нож в спину. Но когда его наносит тот, кто когда-то прикрыл тебя собой от пули, это уже не просто удар. Это надлом всего, во что ты верил.

"В город вступила армия", – доложил Артемьев, его голос, обычно звучный и уверенный, сейчас звучал хрипло от усталости, будто сквозь слой пепла.

"Чьи именно войска?" – резко спросил Первый, не отрывая взгляда от мерцающей голографической карты города, где алыми точками полыхали очаги сопротивления. Его пальцы сжимали край проекционного стола так, что костяшки побелели, а в уголках глаз залегли тени бессонных часов.

"Императорский полк. Они сохранили верность присяге", – ответил Артемьев, и в его глазах, усталых и воспаленных, мелькнула та самая искра надежды – крохотная, но упрямая, как последний огонек в штормовую ночь.

Где-то за толстыми стенами бункера глухо прокатился отдаленный гул артиллерии, напоминая, что времени на раздумья не осталось.

Первый медленно провел рукой по лицу. "Значит у нас есть шанс и у нас есть считанные минуты. Пора вступать в игру", – произнес он, и в его голосе зазвучала стальная решимость.

"Но как мы проберемся во дворец? Он же окружен британскими частями", – не удержался я.

Первый обвел взглядом собравшихся. "Нас здесь немного, но я уверен – все сохранят тайну", – начал он, понизив голос. – "В Зале инициации дворянской магии есть портал. Технология та же, что и в наших лабораториях", – пояснил он, заметив мой вопросительный взгляд. – "Но ключ доступа есть только у меня... и у Императора".

"Значит, пройти смогут только те, кто в доспехах. Сколько нас будет?" – поспешил уточнить я.

Артемьев мрачно покачал головой. "Команда "Витязей" заблокирована в лаборатории. Их вызвали ночью по тревоге, а кто-то из предателей захлопнул шлюзовую камеру".

"Значит, пойдем вдесятером", – заключил Первый. – "Я, ты, Петр и те, кто участвовал в задержании Букреева".