Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

Спрятав глаза, Демьян повернулся к своему драгоценному церковному куполу, продолжил начищать его тряпкой, хотя дальше, казалось бы, некуда – тот и так блестел, будто сделан из чистого золота. Максимка попробовал спросить:

– Так и чего это, вся история? А клюка у вас откуда?

– Все, больше нечего сказывать. А клюку я позжей состругал. Не мешай, хлопчик. Лучше поди вон, Полкана накорми.

ХРЯ-Я-ЯСЬ!

– Ну вот и все! Вот и сказочке конец, – Акулина отложила на поднос окровавленные щипцы, – а кто дослушал – молодец! А ты молодец, Женечка, ой какой молодец! Ох как ты мне помог!

– Как вше? А што дашше? – спросил Кравчук, тараща стеклянные глаза. Меж его губ сочилась на подбородок алая и вязкая, как варенье, кровь; Акулина заботливо промокнула ее полотенцем. Кровь стекала и на подушку, пропитала весь матрас, капала багровыми вязкими каплями на пол.

– А дальше вернулся сучонок с войны, побитый да поломанный… Через год, седой наполовину, выполз из леса. Я же любила, понимаешь? У меня никого до него и не было. Я его выходила, выкормила, все ради него сделала, дура. Отблагодарил он знатно, спору нет… Обманул он меня, Женечка, бросил с тяжким бременем, одну оставил супротив всех. А за платеж, Женечка, спасибо, век помнить буду. Зубки у тебя – ну просто чудо, не простые, а прямо-таки золотые. Думается, пользы от них много будет…

Акулина бросила в карман последний, тридцать второй зуб, и широко улыбнулась, обнажив розовые голые десны. У нее самой не имелось ни единого зуба – а председатель раньше и не замечал. Странная медсестра вытерла окровавленную ладонь о полотенце. Алая кровь забрызгала все вокруг, будто кто разбил банку вишневого варенья.

– Хто ты? – закричал внезапно прозревший Кравчук и задергался в ремнях. – Хто ты тахая? У-а-а-а, памаги-ите!

На него наваливалась пульсирующая боль, окрасившая мир в красный цвет – и белые стены палаты, и жуткое существо напротив. Стали багровыми кровати со спящими дураками, тумбочка, потолок, коридор, виднеющийся из «наблюдалки», ежели башку с койки свесить. Горло рвало острыми когтями, из разодранного, пустого рта наружу рвался вопль. Кравчук распахнул красную пасть, внутри которой трепыхалась глотка с булькающей, клокочущей кровью. От истошного крика на соседней кровати пошевелился до того крепко спавший Быков.

– Я еще вернусь, Женечка, – с грустной улыбкой Акулина поцеловала председателя в щеку. – У нас же уговор, помнишь? Ты мне плату, а я тебе – свободу. Скоро ты выйдешь отсюда…

На вопли дурака в палату ворвались двое санитаров. Не обращая никакого внимания на медсестру, они нависли над кроватью, удивленно переглянулись:

– Слышь, у него зубов нема…

– Э, олухи, подъем! – заорал санитар на двух спящих психов – Тимоху и Быкова. – Кто это сделал, сознавайтесь!

– Вош ше она, это она шделала! – пялился в пустоту бывший председатель.

Когда он шамкал, изо рта у него густым потоком стекала кровь, брызгала мелкими капельками в лицо склонившемуся санитару, что испуганно пучил зенки.

– Совсем очумел уже, шиза… Ты кого там бачишь? А ну просыпайтесь! Вставай, Быков! – Санитар в приступе ярости взялся тормошить проснувшихся дураков; те моргали в недоумении. – Он сам себе зубы, шо ль, выдрал? Где зубы, суки ляснутые?

Махнув ручкой напоследок, Акулина вышла из палаты. В кармане она сжимала полную пригоршню зубов – здоровых, не гнилых, за каждый из которых черти пол-Пекла продадут. Резцы, моляры, клыки – и все целые. С широкой улыбкой Акулина направилась к выходу из дурдома, приплясывая немного и даже подпрыгивая от радости. По дороге ей попался дурак Васелюк. Он замахал руками:

– Акулинка, ты! У меня сало забрали! Дай сала!

– Не дам! – Акулина игриво показала язык. – Нету сала!

– Ну да-ай!.. Не жадничай, кусочек всего! – кричал Василюк ей в спину. Под возгласы сумасшедшего, болтающего с пустым местом, черноволосая да синеглазая красавица покинула психиатрический диспансер. На улице она расхохоталась и, как школьница, запрыгала по лужам, отражающим тысячи бликов июльского солнца. Дождь давно кончился, и в голубом небе плыли какие-то когтистые, изорванные грозою облака, похожие на злорадно хохочущих, рогатых чертей.

Зоотехник

Зоотехнический участок находится всего в пяти километрах от Нового Задорья, так что работники добирались туда на велосипедах. Доярок подвозил обычно поселковый почтальон Федорыч, который подсаживал их в кузов своей полуторки в семь утра у клуба, а вечером забирал обратно; а если не забирал, то идти все равно недалече, главное – дорогу не сокращать по Вогнищу, посреди которого амбар сгоревший. Или через болото, где того и гляди – ухнешь по самые уши. И Млын стороной обходи… В общем, шагай себе по дороге, в лес не заворачивай, коли бед не хочешь. Год назад, как приехал с города новый участковый зоотехник, скотоферма ожила; подтянулись люди, местные и набранные по распределению из райцентра, а дохлые коровки окрепли, внезапно начав приносить молока столько, что все в деревне диву давались. Зоотехник, правда, не всем по нраву пришелся – строгий однорукий дядька в очках и с красным носом картошкой, вечно сердитый и всклокоченный, часто ночевавший на участке, хоть ему и выделили угол при бараке. Звали его Остап Власович Полищук. Девки-доярки его Профессором кликали; шептались в деревне, мол, у Профессора целый учебник есть по животноводству. Сам написал!

Профессор по утрам, как все работники соберутся, любил организовать летучку. При бывшем директоре такого не было, все приходили да работали, а тот, бывало, на службе и носу не казал. Полищук сразу взял быка за рога: потребовал ежеутренней явки у себя в кабинете. Приходили ветврачи, младшие зоотехники, иногда даже бригадиры трактористов с близлежащего МТС – больно им нравилось послушать, как Профессор подчиненных распекает да про планы разглагольствует. Планы партии никого особенно не волновали, только вот красноречивый Полищук мог такую речугу задвинуть, что потом весь день думаешь, как же так получается: стало быть, Юрка Гагарин в космос полетел благодаря животноводству? Ледокол «Ленин» исключительно стараниями животноводов на воду спущен, атомную электростанцию они же создали? В устах Остапа Власовича все звучало логично. В последний июльский день так все и было – и ругань, и монолог про партию.

В кабинет администрации участка битком набились отраслевики, селекционеры, среди них затесалось несколько человек с машинно-тракторной станции. Кто выше по должности, те сидели на стульях, а остальные – рядком вдоль стенок.

Остап Власович одернул серый костюм левой рукой – культя правой безвольно висела в подвязанном