Явье сердце, навья душа - Марго Арнелл

Они помолчали.

— Как ты? — осторожно нарушила тишину Яснорада.

Богдан улыбнулся через силу.

— Хорошо, Веснушка. Наверняка получше, чем Матвей. — Помрачнев, он обвел взглядом пространство. — Кляксы меня больше не пугают, да и стали как будто бледней. Подруга ваша ко мне больше не наведывается, поэтому я их толком разглядеть даже не могу. Да и, если честно, не хочется. Без него все как-то… не то.

Выходит, Навь Богдана почти отпустила. Вот только, к счастью или нет, не навсегда.

Настала пора прощаться — вложенная в Мару сила безграничной все же не была.

— Как только окажемся на острове Буяне, я… — она осеклась. — Как только вернемся с вестями, я отыщу Мару…

— Я могу пойти с вами, — произнесла царевна.

Яснорада вглядывалась в ее лицо, силясь отыскать там некие знаки. Подругами они не были и вряд ли когда-нибудь станут, Богдан, хоть и очаровал Мару — своим мастерством или чем-то еще, все же был ей чужой. Матвея она и вовсе не знала, пускай и могла видеть его, наблюдая за Богданом.

Отчего же царевна-зима так отчаянно хотела стать частью их жизни? Скука? Любопытство? Или, и впрямь, попытка вмешательством искупить вину за невмешательство — за то, что позволила матери забрать душу Матвея? Или надежда, путешествуя бок о бок с другими, помогая другим, обрести себя?

Какова бы ни была причина, Яснорада ее принимала. Хотелось наивно, по-детски верить в лучшее, потому что без этой веры что людская, что навья жизнь казалась ей совсем безрадостной. Если видеть тьму во всем, что тебя окружает, зачем тогда вообще жить?

Почему бы не дать Маре желанный ей шанс?

— Хорошо, — отозвалась Яснорада.

И если Баюн отправлялся в путь, чтобы не оставлять ее и напитаться новыми историями, которые позже сможет поведать другим, то что же она, Яснорада?

А ей, кажется, просто нравилось быть кому-то нужной.

«Раз так, выходит, что без других жить я не могу», — с горечью подумала Яснорада. Но, верно, такова ее сущность. Такой ее сотворили.

Она собрала необходимые вещи — немного их оказалось. Следуя совету Баюна, вышла в чисто поле за пределами Чуди — там, где стояла прогретая солнцем тишина, которой голоса людские не мешали. Там, где зов Яснорады точно услышит ее родительница, Мать Сыра Земля.

Баюн деликатно остался с краю поля, Яснорада направилась к его сердцевине. Мара двинулась было за ней, но кот ее придержал — лапой хоть и пушистой, но сильной. Спрашивать или протестовать царевна не стала — понимала, наверное, что до сих пор не сильна в том, чтобы читать между строк. Забавно, что сейчас она полагалась и вовсе на навью нечисть. И, по совместительству, кота.

Яснорада опустилась на колени, положила на теплую землю обе ладони. Показалось, что она близка к матери как никогда. Пальцы удлинились, отвердели, превращаясь в корни и уходя в землю, но метаморфоза эта уже не пугала. Она — часть Яснорады, часть ее странной, до конца будто не оформленной, раздробленной на части сути.

— Привет, мама, — тихо сказала она земле.

Голос к концу короткой фразы охрип, сорвался, и последнее слово прозвучало едва слышным шепотом.

Мертвый город не приучил Яснораду к сентиментальности, к тому, чтобы дорожить кровными узами. Книги приучили. Там семья — это что-то особенное, теплое, родное. То, что остается у тебя, когда все остальное уходит. Те узы, за которые цепляешься изо всех сил. Яснорада наблюдала такое и в Чуди — в живом городе, где у навьих людей были настоящие дети. Но разве она, дочь Матери Сырой Земли, настоящая?

Подобные Маре своих родительниц матерьми не называли — не принято. Яснорада по сей день пыталась разобраться, может ли считать себя полноценной дочерью, а их с Матерью Сырой Землей — полноценной семьей, если она вылеплена из земли, как Мара — из стужи?

— Я прежде к тебе не обращалась, и даже не знаю, слышишь ли ты меня. Не знаю, сколько твоих детей — моих сестер и братьев — бродит по свету, сколькие просят тебя сейчас о помощи. И все же с твоего дозволения и я попрошу. Мне очень нужен один из твоих особенных коней, чтобы добраться до острова Буяна. Чтобы помочь одному хорошему человеку, а второго вернуть домой.

Земля задрожала, будто над ее просьбой смеясь. Лес за полем зашумел, колосья заволновались, словно ветром потревоженные. Яснорада лишь на миг смежила веки, как на поле вылетел конь. Шкура серебряная, а грива с хвостом золотые. Бока вздымаются, из ушей валит дым, из ноздрей вырывается пламя.

— Спасибо, — прошептала она матери.

«Кто землю трясет? — раздался недовольный голос из самой, казалось, земли. — Кто меня будит?»

Яснорада, еще не успевшая отнять ладонь, оторопела.

— Простите, — робко сказала она.

Извне чувство пришло: с ней говорила полуденница, что отплясала все лето и с началом осени ушла на заслуженный покой.

«Вижу корни твои, что вплелись в мою колыбель. Чую силу в тебе, родную, навью, да только не воплощенную».

Шелковые локоны Яснорады снова обратились пшеничными колосьями. Как золотистое море, заколыхались на ветру, спрятали от случайного взгляда в пшеничном поле. Та рука, что касалась земли, стала тонкой и гибкой ветвью.

«Хочешь, с собой заберу? Земля укроет тебя в своих недрах. Летом проснешься вместе со мной и станешь сестрой моей, полуденницей».

Яснорада представила, как танцует на полях, поднимая юбками ветер, что разгонит иссушающий летний зной. Как водит с новыми сестрицами хороводы и песни звонкие колосьям и травам поет, чтобы быстрей росли и созревали. Как бежит наперегонки с луговичками, как шутливо бранится с полевиком…

— Меня ждет дело, — отозвалась Яснорада, глядя на дарованного матерью коня и Баюна с Марой, которые спешили поближе к нему подобраться.

«И я могу тебя подождать», — вкрадчиво сказала полуденница.

Яснорада, позабыв о том, что навья нечисть ее видеть не может, медленно покачала головой.

— Прости, но я не приму твое предложение.

«Как знаешь», — разочарованно отозвалась полуденница.

И, кажется, заснула — до нового лета.

Яснорада, помедлив, поднялась. Ее ждала долгая дорога.

***

Маре нравилось учиться у Анны Всеволодовны — спокойной, мягкой, терпеливой… не похожей на Морану ни в чем. Ее отчего-то изумляли общирные и разносторонние знания Мары — как и ее пробелы. Верно, не вписывалась царевна Кащеева царства в представления