Во имя грядущего - Светлана Подклетнова

– Не сегодня! – прозвучал ответ с другой стороны. Голос, сказавший это, был похож на голос человека, державшего Арона, но всё же был немного другим.

– Я должен! – мальчик всё ещё вырывался, силясь понять, что именно здесь не так. А что-то было не так, и он это чувствовал.

– Боль! – прошептал первый. – Боль!

Арон расслабился.

– Что «боль»? – тихо спросил он.

– Боль не пустит тебя!

Мальчик почувствовал, как кто-то поднимает его, бережно кладя голову на плечо.

– Мы объясним тебе всё, но сначала отнесём тебя к тому, кто сможет излечить твоё тело от того зла, что ты сегодня причинил ему.

И в этот момент Арон ощутил то, чего не ощущал до этого момента ни разу в жизни. Чьи-то сильные руки нежно обняли мальчика, прижимая к себе, словно драгоценную ношу. Внутри разлилось тепло и желание хоть на миг почувствовать чью-то защиту. Мальчик покорно расслабился и позволил унести себя прочь от того места, куда принесли его ноги в тот момент, как он почувствовал зов чего-то настолько родного, что было способно понять его душу.

Глава 14. Повелитель

О, Повелитель наш! Тебе неведом страх.

А мы – мельчайшие из всех рабов твоих презренных.

Пугает нас возможный мира крах,

Боимся мы цепей лишиться бренных.

Лишь ты всесилен, всемогущ, велик,

Под властию твоею даже Духи!

Ведь мироздания основы ты постиг.

Нам помоги, коль Божества к нам глухи!

От боли и забот нас излечи…

Отрывок из песни барда.

Боль всё ещё не покидала Арона, но чувство защищённости было настолько необычным и сильным, что мальчик, отвлёкшись от всех остальных ощущений, сейчас наслаждался только этим. Закрыв глаза, он попытался уснуть, но пульсирующая боль в висках не давала ему до конца отвлечься от реальности. Интуитивно он понимал направление движения, но ему было всё равно, куда его несут, хотя Арон постоянно помнил о том, что возчик показывал именно в эту сторону, когда говорил об опасности и страшном звере, питающемся человеческим мясом. Мальчик помнил ужас, мелькавший в душах каждого из поселян при упоминании о чудовище, отголоски их страха до сих пор не покидали его.

Арон был голоден, так как после завтрака выпил только чашку молока, предложенного ему Зойей – женой возницы, но боль заглушала голод, а саму боль заглушали чувства, вспыхнувшие в мальчике, когда его впервые пожалели. Сейчас ему не хотелось открывать глаз. Казалось, стоит только показать рыжему мужчине, что он не спит, и тот поставит мальчика на землю, лишив его тёплых и нежных объятий, о которых Арон даже и не мечтал.

Сейчас перед глазами Арона стояла его жизнь в храме. О нём заботились, берегли, его кормили, выполняли все его прихоти. Но ни разу никто из тех, кто жил возле него, не пожалел мальчика, не приласкал его. С ним играли, но игры были направлены лишь на то, чтобы развить в нём тот или иной навык. Его учили писать, считать, придумывать стратегию и тактику, развивали логическое мышление, но не учили любить. Арона никогда не учили любить. Он умел только повелевать. И сейчас Арон резко почувствовал тот недостаток любви, который не ощущал ни разу.

Почему эти люди так отнеслись к нему? И почему раньше никто из его окружения никогда так не вёл себя? Этот вопрос Арон задавал себе снова и снова, и ответа на этот вопрос мальчик не находил. Раньше он думал, что все люди такие же, как он. Потом он понял, что он особенный, но только сегодня он окончательно осознал, насколько он отличается ото всех остальных. Арон почувствовал, что люди совершенно другие. Внешне они похожи на него, но их чувства сильно отличаются от его ощущений. И дети не бесстрашны по наивности своей, как предполагал ранее Арон. Они боятся, боятся так же, как и взрослые, окружающие их. Они страшатся неизвестного, страшатся того, чем их пугают, боятся боли, смерти. Арон же не мог даже предположить, что когда-либо способен почувствовать страх. Когда приходило что-то, способное вызвать это чувство, появлялось и понимание того, как именно нужно действовать, чтобы избежать неприятной ситуации. Поэтому он мог практически всё. Во всяком случае, до этой ночи он так считал. Но сегодня… Сегодня он не смог даже подойти к тому существу, к которому так рвалось его сердце. Боль не пустила его. И никто и ничто не способно было навести его на мысль о том, как именно можно воспротивиться этой боли, как получить желаемое!

Было ещё кое-что. Люди, обращаясь к нему, явно считали его умственные способности минимальными. Взрослые не могли предположить, что он мыслит теми же категориями, что и они, а может быть даже и большими. Он мал, возможно, слаб, но вовсе не глуп. Как только Арон увидел возчика, остановившегося возле него на дороге, мальчик где-то глубоко в подсознании начал подозревать, что поселяне – это нечто иное. Они не такие, как он. И даже не такие, как хранители, окружающие его с детства. Поэтому Арон решил не задаваться целью выказывать свой ум, а просто молчать и делать то, что от него ожидают. Возчик и так сильно перепугался, увидев его. Не стоило усугублять ситуацию. Но увидев детей за столом в доме привёзшего его в деревню мужчины, Арон понял, почему тот так обращался с ним. Дети были взрослее Арона по возрасту, но развитие их было столь примитивно, что это читалось в их душах, как в открытой книге.

Мальчик прислушался к своим ощущением. Было мягко и хорошо на руках мужчины, несущего его, но были в этом и некоторые неудобства. Когда он шёл по лесу сам, ни одна ветка не поцарапала его, ни один листочек даже не прикоснулся к его телу, а сейчас то и дело ветки лезут в лицо. Смешно, конечно, было жаловаться на царапины по сравнению с той болью, которая пульсировала сейчас по всему телу мальчика, особенно сильно отдаваясь в висках, но всё же казалось странным, что ветки словно обходили Арона стороной, когда он шёл в одиночестве.

И, конечно же, самым странным за сегодняшний день Арону показалось ощущение, которое он испытал, когда приблизился к безымянному с младенцем. И, скорее всего, дело было вовсе не в безымянном, который теперь по какой-то непонятной причине получил имя, с ним Арон часто встречался, пока тот не ушёл из храма вместе с двумя своими братьями. Скорее всего, боль на Арона наслал именно младенец, которого кормил монах. Сколько бы