Дьяволы - Джо Аберкромби

— С этого, — сказала она.

— Благословенная святая Беатрикс… — пробормотал брат Диас, хотя Алекс заметила, что он оторвался от письма, посмотрел и не отвёл взгляд.

— Если есть секрет… — размышляла Вигга, которая либо забыла, что она всё ещё широко раздвинула ноги, либо ей было всё равно, — Это — никогда не стесняться задавать вопросы, и никогда не бояться услышать, каким будет ответ, и не тратить слёзы из-за отказов, и хвататься обеими руками за любой проблеск тепла, который можно вырвать из безразличной тьмы бытия.

Алекс медленно кивнула:

— И всё?

Бальтазар лежал в темноте, прислушиваясь к скрипу корабельных досок, и чувствовал себя очень плохо.

Он не мог сказать, была ли его постоянная тошнота вызвана попыткой разорвать связывание, отвращением к неудаче и последствиям от этого или простой морской болезнью. Как вообще можно определить? И какая разница? Он ненавидел корабли. Он ненавидел связывание. Он презирал хитрых кардиналов, маленьких пап, мрачных рыцарей, высокомерных вампиров и гиперсексуальных оборотней. Он ненавидел кулаки принцесс. Он презирал всё.

Он услышал, как скрипнула дверь, и с большой неохотой повернулся, чтобы посмотреть. Баптиста стояла в дверях, разглядывая его так, как можно было бы смотреть на засорившуюся уборную.

Почему он, Бальтазар Шам Ивам Дракси, человек, который иногда называл себя Ужасом Дамиетты, должен подвергаться такому презрению. Его жизнь превратилась в одно бесконечное, мучительное падение.

— А, — сказал он. — Это ты.

Она подняла брови:

— Всегда приятно получить теплый приём.

— Осмелюсь сказать, есть люди, которых я бы не желал видеть. — он снова повернулся к стене, обнимая подушку. — Но никаких имён сразу не приходит на ум. — хотя он не стал просить её уйти. Он оказался в ловушке между своим желанием барахтаться в одиночестве в липком унынии и своим желанием горько пожаловаться на всё. — Полагаю, ты здесь, чтобы позлорадствовать над моими несчастьями.

— Помочь тебе сменить повязку. — он услышал, как она вошла в каюту. Щелчок закрывающейся двери. — Но, может быть, я смогу втиснуть немного злорадства, пока этим занимаюсь.

— Тогда демонстрируй глубины своей низости. По обоим пунктам. Он резко убрал за спину забинтованную левую руку.

Кровать скрипнула, когда она села. Он почувствовал, как она вытащила булавку из его повязки, и поморщился, когда начала разматывать.

— Ой, — пробормотал он без особой убеждённости. — Вот до чего я дошёл? Медицинская помощь от бывшей пиратки?

— Я ещё некоторое время была помощницей мясника, если это хоть как-то утешает.

— Полагаю, они наслаждаются смехом за мой счет. — он уставился на дощатый потолок. — Там, наверху. На палубе.

— Ты, возможно, удивишься, узнав… что не всё в мире… связано с тобой.

— Даже не стоит обсуждения! Как будто моя жалкая неудача в разрыве связывания была недостаточным унижением.

— Меня ты впечатлил.

Он не мог не обернуться через плечо:

— Правда?

— Не помню у нас когда-либо колдуна, который чуть не сжёг себя, а потом получил удар по носу от семнадцатилетней девушки.

У него даже не хватило сил заявить, что он маг. После масштаба его неудачи мог ли он действительно претендовать на этот титул? Он снова повернулся лицом к стене. Он позволил обращаться с собой, как будто действительно был куском мяса. Конечно, он никогда бы в этом не признался, но было что-то успокаивающее в том, чтобы подчиниться такому практичному обращению. В том, чтобы о нём… заботились.

— Могло быть и хуже, — сказала Баптиста через некоторое время. — У нас был один колдун… как же его звали? Он готовил это очень долго. Но наконец избавился от своей руки, чтобы освободиться. Лёд был его коньком…

— Криомантия.

— … поэтому он заморозил руку, а затем разбил её кирпичом.

Бальтазар, вероятно, должен был ужаснуться. Но это, кажется, просто смешалось с высоким фоновым уровнем ужаса, который он испытывал в последнее время. После короткой паузы любопытство взяло верх:

— Сработало? — спросил он, повернувшись, чтобы посмотреть на Баптисту.

— Нет. Вы, магические типы, так привыкли подчинять мир своей воле, что никогда не видите ценности в том, чтобы просто… позволять вещам происходить. Поддаваться чему-то большему, чем вы сами. Вот.

Он поднял руку и, используя скудный свет, проверил работу пальцев.

— Спасибо, — сказал он.

— Прости? — она засунула палец за ухо и наклонилась к нему. — Не смогла разобрать из-за грохота жалости к себе.

— Это полезная повязка. Даже компетентная. Время с мясником было потрачено не зря.

— Достойная похвала.

— Мне никогда не было… легко… признавать таланты других. — вопреки сложившимся обстоятельствам Бальтазар обнаружил, что улыбается, пусть и слегка. — У меня нет практики.

Нельзя отрицать, что у Баптисты были значительные недостатки характера. Но кто чист в этом отношении? Нужно признать, что даже он мог скрывать несколько пустяковых недостатков. И было бессмысленно отрицать, что в ней было нечто… привлекательное. Эта агрессивная уверенность. Эта развязность самообладания. Этот шрам на губах, который поначалу показался ему таким неприглядным, по размышлении, казалось, добавлял… характер, опасность, завораживающий флёр… проистекавший только из настоящего опыта.

Некоторые люди производят впечатление мгновенно. Другие же проявляются только со временем, после длительного воздействия. Как, наверное, выдержанный сыр. И, в конечном счете, именно уникальные вкусы больше всего ценятся…

— Что? — пробормотала она, подозрительно прищурившись.

Он открыл рот, чтобы ответить.

Именно тогда с громким треском дерева и облаком жалящих осколков, наконечник копья размером с лопату пробил потолок.

Это был военный корабль. Даже такой невежественный в войне и кораблях человек, как брат Диас, не мог сомневаться.

Огромная галера в троянском стиле, длинная, смертоносная и быстрая как копьё. С богатой позолотой, сверкающей на поручнях и брусьях, ощетинившаяся двумя ярусами быстро погружающихся весел. Стилизованный маяк сверкал золотыми нитями на каждом из трех больших треугольных парусов, а массивный бронзовый таран, вырезанный в виде головы ястреба, скользил по волнам на носу, выбрасывая облака сверкающих брызг. Это могло быть славное зрелище. Если бы таран не был нацелен прямо на них.

— Благословенная святая Беатрикс, — выдохнул брат Диас, глядя на болт баллисты, который грациозно пролетел по дуге через несколько сотен шагов воды между двумя кораблями и вонзился в палубу всего в нескольких дюймах от того места, где он сидел, сочиняя своё последнее неотправленное письмо к матушке.

— Не волнуйся, —