Нечисть. Ведун - Tony Sart

еще бы. К нам по-другому добром не ходят. Нет бы хоть раз заглянул кто просто так, по-земляцки, на крынку кваса, поболтать да посплетничать. А то мы ж и не разумеем, что в мире творится, где что ведомо. – Череп хохотнул, довольный моим ошалелым видом. – Да шучу я, ведун. Ишь, растерялся. Все мы знаем, все ведаем.

Дрогнул огонь призрачный, пошли плясать отблески бледные по стенам, моргнули языки волшбы-пламени. Изменился голос костлявого собеседника, вкрадчивым стал, страшным:

– Да и гостей мы сами зовем-водим.

И тут же сменился на прежний:

– Тебе, стало быть, яга нужна. Ну так она в Лес повела горемыку очередного. Но не волнуйся, зов Перехода она услышала. Скоро будет. – Он вдруг дернулся так, будто стукнул себя по лбу, если бы у него были руки. – Так что ж я? Ты что посреди избы застыл? Проходи, садись, в ногах правды нет. И котомку свою с палкой прибери под лавку, а то споткнется кто.

Он вновь хохотнул и стал с явным удовольствием наблюдать, как я, все еще ошарашенный, пытаюсь неуклюже запихнуть свои пожитки под покойницкую скамью.

Уладив наконец с пожитками, я набрался смелости и заговорил:

– Ты, выходит, яги подручный? Слыхивали мы о вас, да только не знал я, правда или байки людские, что, мол, у каждой яги-старухи обязательно в свите есть голова мертвая, что все в мире ведает, все своей хозяйке докладывает без утайки. – Я присел на самый краешек скамьи. Холод сырого дерева моментально пробрался даже через плотные штаны и подол кафтана. – Говорят, путь указать может из Пограничья, коль попросить хорошо.

Череп, явно польщенный вниманием, горделиво откинулся назад. Или просто ваньку валял.

– Правду говорят. Да толику малую от всей правды. Мы такие! Важные! И ты молодец, что снизошел до разговора. В беседе всегда вечность коротать веселее. – Он вновь пожевал челюстью. – А вот ведуна живого я впервые вижу. Хотя нет, как-то был я в услужении…

– Врет, балабол костяной. – От дребезжащего старушечьего голоса, который раздался прямо рядом со мной, я вздрогнул и подскочил. Резко повернул голову.

Возле стены, там, где не так давно была впустившая меня дверь, стояла кривая, длинная и горбатая старуха. Темная пергаментная кожа туго обтягивала торчащие в самых неожиданных местах ее тела кости. На ней были давно потерявшие вид и хоть какую-то целостность лохмотья, которые, впрочем, почти не угадывались под разнообразным ворохом ожерелий из костей, медяшек, каких-то кусочков сухостоя и веток. Грязно-бледные по-старчески жидкие волосы были неряшливо сплетены в толстую косу, ниспадающую до самого пола. Эта белая извилистая копна уходила за угловатые плечи, волочилась по полу. Лицо же, точнее, то, что было вместо обычного человеческого лица, представляло из себя какой-то неясный угольный рисунок. Он будто жил своей жизнью, рвано менял края, словно балованный ребенок, перемазавший руки в печной саже, наотмашь мазюкал туда-сюда по побелке. Из-за этого невозможно было угадать ни черты лица, ни формы. Лишь на краткие мгновения, казалось, промелькивали фрагменты людских лиц, но тут же стирались черными размашистыми мазками.

Яга появилась в своей избе бесшумно и внезапно.

– Врет он, путник. – Она тяжко выдохнула, пытаясь распрямиться. Но уперлась хребтом в потолок. Только теперь я понял, что росту в этой угловатой тощей старухе было головы на три выше моего.

Поставила узкую гнилую ступу в пустой угол под лампадку волшебного огня.

– Врет и не краснеет. Один череп-служка у каждой яги. Выкапываем мы их на Сарынь-поле, в услужение подчиняем обрядом. Вот и этого старого дурня я себе добыла-подчистила, на покойницкую жердь посадила. Да только знания тебе эти уже вряд ли пригодятся, добрый молодец.

Череп явно обиделся, замолк. А яга повернула ко мне голову, замерла вдруг. Долго смотрела на меня черными провалами, расположенными там, где должны были быть глаза.

Ох, долго смотрела.

Потом двинулась длинным шагом через избу, сутулясь. Скособочилась, села на скамью напротив меня. Забряцали костяшки да медяки ожерелий, расплескались нижними ярусами по половицам.

Спросила чуть погодя, как мне показалось, с тоской:

– С чем пожаловал, ведун?

Череп, обиженный, но, без сомнения, боявшийся хозяйку, не рискнул встрять.

Я приложил руку к груди, поклонился с почтением:

– Добра тебе, хозяйка. Прости за дерзость мою, что потревожил тебя, от трудов оторвал. Сама ты разумеешь, что не от праздного любопытства я здесь. Не ходят люди в Пограничье просто так к яге на пироги, уж не возьми в обиду.

Я глянул мельком на притихший череп, на ягу, молчаливую и страшную в бледных отсветах волшбы, собрался с духом и выпалил:

– Друга моего верного похитили против воли ее. Ладу-ведунку украли-угнали. – И резко закончил, как в воду бросился: – Кощея я ищу!

Вновь долго молчала яга. Лишь коверкалась сажа ее лица. Дрожало пламя волшбы. Замер на жерди череп-служка.

Я ждал.

Знал я, с какой страшной просьбой иду. Чем рискую и какую плату могут стребовать те, что вечность водят мертвецов из мира живых в Лес, в смерть.

Не торопил.

Молчала яга.

Вздохнула.

Дернулась сажа черная, провал рта обозначая. Или показалось?

Заговорила:

– Ты любишь сказки, ведун?

Все как в сказке.

Знаешь ты, что у смерти людской есть владычица – Мара. Черная дева, что Лесом заведует, что собирает жатву ведогня людского.

Слыхал ты и про Кощея-колдуна, бессмертного владыку на краю земли. Много про него сказок сочиняли. Да только мало кто знает, да и вряд ли в ваших манускриптах то написано, что Мара-дева – жена законная Кощею.

Много на земле злых людей, из них же немало тех, кто ради власти, силы, жизни вечной пойдут на многое. На страшное пойдут. Про то ведуны знают, с ними борются. Знаете вы, что чернокнижники, люди злые, норовят себе при жизни выслужить ужасными поступками милость Черную, дабы стать в посмертии великими колдунами-умрунами. Сохранить себе память да обрести силу волшебную. Самые древние же из них, самые могучие становятся ератниками – великими повелителями нежити. Но лишь одного из них одарит-обласкает своим вниманием Мара-дева, самого лютого да властолюбивого. Сделает она его своим верным рабом, любимым мужем.

Сделает своим Кощеем.

За века долгие немало поменяла она супругов. Кто не оправдал доверия великого, а кого и богатыри обороли-одолели. Немало, надо сказать, во времена силы богатырской добры молодцы Кощеев порубали, поизвели черных колдунов.

Оно и понятно, ведь главная задача Кощея – девушек-красавиц похищать да прямиком в Острог Мары доставлять, что по ту сторону Леса. А самые красные девицы у самых достойных мужей.

Вижу, хочешь спросить ты, ведун, а зачем же Маре-деве те