Отец. Возродить братство - Евгений Колдаев

приветствия, выражая уважение. Как-никак стражник, хотя и без форменного облачения и не на службе. В лицо его знали многие, особенно те, кто жил рядом. Да и запомнить его персону не являлось делом сложным. Таких здоровяков в Краконе жило не так уж и много, а по шрамам и холодному, мертвенному взгляду опознать Богдана мог почти каждый.

Вскоре из-за угла показалась приметная вывеска.

Намалеванный коричневой краской кожаный кошель с золоченой пряжкой и витиеватая надпись «Мастер Горыня и Ко». Название, как только оно появилось при открытии заведения, сразу удивило всех старых товарищей мастера. Ведь никакого Ко и тем более компании за Горыней не существовало. Он все делал сам, своими руками, и никому процессы производства не доверял. Именно поэтому, скорее всего, и ценились его изделия. Помогать за прилавком в качестве продавца он, правда, взял их общего товарища Вадима.

Сейчас, вечером, лавка оказалась закрыта. Время позднее. Никто по темноте покупки не совершает и о делах рабочих не говорит.

Тяжелый кулак Богдана стукнул о дверь, раз, второй.

– Кого там принесла нелегкая? Закрыты мы! – голос раздался откуда-то изнутри, и послышалось неспешное топанье.

– Это я, – произнес Богдан громко.

Ответа не последовало, лишь шаги ускорились. Засов лязгнул. Дверь отворилась. На пороге предстал широкий в плечах, полноватый мужчина немного выше среднего роста. Глаза его смотрели подслеповато. Скрупулезная работа с кожей, видимо, не лучшим образом сказалась на зрении, и без того посредственном.

– Бугай! Не ждал гостей так поздно. Входи. Входи. Рад. – Широкая рука протянулась в приветствии, а на лице заиграла приятная улыбка. Он явно был рад товарищу.

– А Злого что, нет? – Богдан вошел, затем ответил на крепкое рукопожатие.

– Унесся куда-то с закатом, как ветер вольный. Свою работу сделал, дальше он себе хозяин. Заходи, что на пороге стоять. Что так поздно?

– Вернулся только сегодня.

Закрыв дверь, мастер-кожевенник провел гостя через лавку. На стенах висели различные сумки, пояса, перевязи. На полке на самом видном месте лежали пара шляп необычного фасона. Видимо, экспериментальные образцы. Богдан особенно не всматривался, появилось ли новое и было ли что-то продано из старого. Он точно знал, что спрос на хорошие изделия в городе имелся. Торба (для своих, а в миру – Горыня) на деньги не жаловался. Работал всегда на качество, а не на объемы.

За торговым залом располагалась гостиная. Здесь хозяин встречал важных гостей, обсуждал крупные заказы. Товарищи ветераны раньше частенько собирались именно за этим столом, на креслах, посматривая, как в камине потрескивает пламя. Сидели, вспоминали былое. Друзей. Врагов. Говорили о будущем. Грядущее постепенно приходило, а прошлое становилось все дальше. Виделись они все реже. Профессии мирной жизни разделяли старых товарищей. Судьбы их, спаянные, казалось, на века, тяжелыми временами юности, теперь шли совершенно порознь. Все дальше друг от друга.

– Садись, садись, Бугай или как оно лучше? Богдан? – хозяин с довольной ухмылкой указал рукой на одно из кресел. Сам, подкинув в камин немного дров, повесил на крюк котелок с водой. – Угостишься отваром? Отменный сбор, лесные травы. Злой собирал. А он в этом деле хорош, что ни говори.

– Да, спасибо, если только быстро. Я ненадолго, – усаживаясь, повторил Богдан.

– Сегодня вернулся, значит. И как оно?

Фраза выглядела достаточно дежурной. Видимо, Торба, занятый приготовлением угощения, не очень-то задумывался над словами.

– Да как всегда. Хреново, – Богдан смотрел в огонь, лицо его посуровело. – Два раненных, но легко, выкарабкаются. Ясноокий...

Ветеран покачал головой и тяжело вздохнул, продолжил.

– При лейтенанте да парнях руку потерял. Отсекли по локоть почти. Ни крови. Ничего. Как не было ее. Только культя висит, да кость из нее торчит белая. После боя поднял, как ни в чем не бывало. На место водрузил. Приросла почти сразу. Те, кто в первый раз с нами выезжали, лицами-то побелели. Такие дела.

Торба оценивающе поглядел на него, помолчал пару мгновений и продолжил приготовления.

– Хорошо, что вернулся. К завтрашнему как раз управился. Повезло. – Хозяин дома повозился с кружками, раскладывая сухие травки, проверил воду, которая еще не успела закипеть. Сел напротив гостя.

– Я как раз об этом, – Богдан посмотрел на товарища, почувствовал некоторое появившееся напряжение, отвел взгляд в пол. – Я дочке обещал...

– М-да, и ты туда же, – в голосе Горыни послышалась обида. - Опять никто не соберется из нашей старой компании.

Повисла тишина, нарушаемая только потрескиванием поленьев в камине.

Глава 3

Два старых товарища сидели и смотрели друг на друга. Многое было за плечами. Жизнь. Юность проведенная вместе в походах. Но все это сейчас рушилось. Разные пути дороги. Разные дела. Разная жизнь.

– Ну, может, вечером заскочу. - Сухо проговорил Богдан.

– Может, – проворчал собеседник. – Злой не обрадуется. Из остальных вряд ли кто придет. А парней помянуть-то надо. Посидеть. Поговорить. Вспомнить былое...

Вновь стало тихо.

– Их не вернуть, Торба. Они ушли, ушло время. Мы остались и строим новую жизнь. Все меняется, – нарушил тишину Богдан. Говорил он это с тяжестью в сердце. Но когда-то же нужно было сказать важные слова. Видимо, время пришло. – Я постараюсь завтра вечером зайти. Но не уверен, что получится.

– Тяжело слышать такое от тебя, Бугай. Горько, – вздохнул Торба в ответ.

– Знаю. Поэтому и зашел. Предупредить.

Они оба смотрели на стол, разделяющий их. Неловкое молчание лишь усиливало ощущение нарастающей пустоты в душах. Бугай озвучил то, что давно висело в воздухе, прослеживалось через все их встречи. Все они понимали это. Осознавали, что прошли уже долгие десять лет. Тех, кто пал, – не вернуть. Память, которую хранят живые, тоже не вечна. Теперешняя жизнь каждого из ветеранов – совсем иная. Они стали очень разными, и только те самые воспоминания, пожалуй, их и объединяют. Ничего нового, только память. Старые времена.

– Нас и так осталось мало, – Торба насупился и начал ворчать, проговаривая все то, что обычно они говорили на встречах, сетуя на тех, кто не явился. – Зверь почти сразу тронулся умом. Он уже тогда, когда мы возвращались с перевалов, вел себя странно...

Богдан не перебивал, хотя слышал все это не один раз. Товарищу надо выговориться. Пускай. Хорошо, Злого сейчас нет. Тот мог вспылить, устроить шум, чего доброго, схватился бы за нож. Горячий он был. пожалуй самый вспыльчивый из