Тоска - Александр Александрович Павловский

разряжен, но на пяточке у Маринкиной башни всегда стоят двое бомбил. Если хоть один согласится ехать, то можно будет добраться до соседнего города, а оттуда уже на автовокзал или на электричку. Если здесь всё остановилось по странному стечению обстоятельств, то там точно работает. Рассуждаю логично, но ноги трясутся и в руках тремор. Стоит лишь на мгновение отвернуться и дать страху зайти со спины, как он протягивает руки и берет в захват. И из всех спец. приёмов он не любит только сон. Но, я же не стану прям сейчас ложиться спать! Поэтому нужно бежать. Бегу не через Лажечникова, а напрямик в сторону кирпичной стены. Огибаю её и несусь вдоль рва и памятника Невскому. Сбегаю вниз за Маринкину башню и слышу, как вороньё поднялось в небо и угрожающе закаркало. Как, если бы туча плевалась не молниями и кашляла громом, а каркала, как старая больная ворона, что больше напоминает хлюпанье из клюва. Выбегая на пятачок, понимаю, что там никого нет. Ни таксистов, ни туристов. И солнце напоследок выглядывает на горизонте.

Вдавливаю шею в плечи и стараюсь подавить крик, нарастающий в груди. Последнее на что я надеялся, что смогу сбежать из города. Мысли запутались, а потом я расслышал спокойный голос Зои Ивановны: «Этот город – ловушка для таких, как Мы». Но, для каких таких? Чем мы особенные или я, или она о стариках сказала? Чтобы это не значило, но она оказалась права. Мне так просто отсюда не выбраться. Как ей не выбраться из удавки, а Маринке не получить кости своего сына. Сюда можно приехать, но не… А, как же другие тогда? Я же помню, что они все уехали, значит, есть способ отсюда выбраться. Но, как? Точно, неоконченное дело. Может, про это имела ввиду Зоя Ивановна под словом «Мы». Мы – не окончившие своё последнее дело не можем покинуть город, оказавшись, как в ловушке. Похоже, я реально мертв, но ещё не смирился.

На город опускались тени в свете от просыпавшейся луны. Улицы опустели, в домах зажглись огни, но это больше напоминало кукольный дом, в котором лежат манекены на кроватях, а днем эти же манекены разгуливают по достопримечательностям, создавая шаблон жизни. У кого-то в этом городе свой кукольный мир, однотипно существующий день за днем. Истории меняются в зависимости от настроения, а вот актеры всегда одни и те же. Новоприбывшим только кажется, что они свободны, но стоит им попытаться нарушить сценарий, как мир притормаживает. Немые скелеты в петлях и распятые на заборах. Не хочешь играть, значит, смотри, как играют остальные. А, если знаешь правду, то будь добр помалкивать.

Я просто бреду в никуда. Возвращаться в гостиницу не собираюсь, лучше уж спать на улице. И тут внезапно последняя адекватная мысль рождается в голове. Из города ведет Бобреневский мост, он уходит дорогой в соседнюю деревню. Если кого-то и можно попросить о помощи, то там. Город подслушал мои мысли и затрещали балки домов. Где-то вдалеке обвалилась крыша и звук эхом разошелся над городом. Стоило поторопиться. В прошлую такую ночь я не увидел моста и, если сейчас не успею пройти по нему, то до утра могу уже не дожить. Бегу со всех ног, и каждый шаг легче предыдущего. Под ногами вместо асфальта пробивается трава, ступени домов обрастают сорняками. Крыши обваливаются и краска, цвета крем-брюле покрывается пепельным оттенком, а затем темнеет и трескается. Город оголяет своё истинное обличие. Обожженное, скрюченное, пепельное. Когда-то здесь была жизнь, но больше это понятие сюда не применимо.

Пробегаю рядом с Пятницкими воротами, они утонули среди травы и гари. На кирпичах следы черных языков пламени, которые облизали их с лицевой стороны. И ни одного целого здания на пути к набережной, лишь огарки и пепелище. Зелень и пепел. Природа и смерть. Рукотворность и тлен. Слышу, как осыпается красивая набережная, а затем звуки скрежета металла. Мост ещё на месте, но что-то переламывает балки. Ускоряюсь насколько это возможно и перед самым носом вижу всплеск воды, а затем понтоны начинают движение вниз по реке. Натягивается стальной трос на другой стороне реки и вместе с катушкой, под взрыв песчаного берега срывается вслед за понтонами. Катушка сразу уходит на дно, но этот якорь не срабатывает, обрывок моста набирает скорость и уходит в сторону железнодорожного моста.

Надежда – понятие обескровленное, поэтому не может умереть. Но вполне может уплыть. И, наблюдая, как вспенивая перед собой реку, уносится моя надежда, мне хотелось заплакать. Горечь поднялась к горлу, затем вернулась к сердцу и защемило в районе ребер. Рядом рассыпался город, а я следил, как уплывает обрывок моста. Как стремительно удалялся и лишь изредка притормаживал, но после очередного всплеска, продолжал путь. Видимо катушка цеплялась за что-то, но этого было недостаточно. Я обошел металлическое заграждение и вышел на рваный кусок моста.

На другой стороне шумел редкий лес по берегу. Дорога медленно уходила за пригорок. Оттуда выпрыгивала зеленая крышка автобусной остановки и еле заметный крест над церковью. Где-то там ужинали люди, которые не знают, что я здесь. Никто, кроме меня самого не знает, что я здесь. Телефон не работает, уехать не получилось, спать негде. Получилось совсем нелепо. Я ехал на восстановление внутренней энергии, за впечатлениями и вдохновением. А в итоге? Я стою на берегу и смотрю, как передо мной гниёт город. Это даже не то место, что предстаёт перед людьми при свете дня. Это старая Коломна, с бревенчатыми избами, что сгорели до тла. Как странно, что некоторые современные достопримечательности сохранились, но в таком же обожженном обличии. Огонь здесь решает, что будет стоять в веках, а что гнить веками.

У меня нет никаких эмоций. Ни грусти, ни тоски, ни злобы. Сожалею о том, что вообще сюда приехал. Но, если честно, то это место куда интереснее, чем тоска, в которой я себя запер в Москве. Там сбежать было некуда и не за чем, а здесь так много путей, но они все для меня закрыты. Я опустился на обгрызанный край моста и свесил ноги к воде. До неё не меньше метра, но это отлично. Не хочется, чтобы всплыл утопленник и моя нога попала ему в рот. На другой стороне берега зашумел ветер в ветвях, запели птицы, невидимая рука непогоды коснулась воды и оставила следы. Позади меня щелкали балки, билось стекло и шумели руины. Как в карточном домике,