Тоска - Александр Александрович Павловский

план, а привязанности стали «отвязанностями» просто пропала надобность. Не знаю, как назвать иначе. Мне стало противно от того, что происходило вокруг. Память отказывалась запоминать даже малейшие крохи информации, а потом, когда мне это требовалось с досадой разводила руками.

– Ты всегда можешь всё изменить!

– А разве мне это нужно? Нет, сейчас, конечно, нужно. А вот неделю назад я был не уверен. Даже, когда вышел из дома был не уверен, что хочу вернуться обратно. Даже, когда проснулся в больнице, то совершенно не думал ни о ком. А Катю вспомнил только потому что, она не вспомнила обо мне. А, когда не нашел её вещей дома, то на секунду вздохнул с облегчением, но тоска напомнила о себе. Я с грустью пережил самые трогательные моменты нашей совместной жизни, когда оба были на волне эйфории. Казалось, что весь мир только для нас и нет ничего невозможного. Сейчас звучит лирично, даже пафосно, но тогда было иначе. В прошлом всё кажется иначе, что сейчас можно было бы оспорить, найти кучу аргументов. Но их приводит нынешний циник. А в том моменте этого не было, потому что всё было правдой, однобокой всепоглощающей. И чтобы я сейчас не думал, только здесь понял, что до сих пор испытываю все нежные чувства к Кате. Её никто не сможет мне заменить и даже встать рядом. А вот меня она точно заменит, даже не пожалев. И кто-то новый будет соответствовать её ожиданиям, даже говорить будет, как она захочет. А я – это я. Какой-то неправильный.

Будущее пожал плечами, не соглашаясь со сказанным. Он ведь выкинул ключик в реку, поэтому сделал жест плечами и продолжил молча слушать.

– Может для этого и нужна была Коломна? Ну, чтобы взглянуть на себя со стороны. На жизнь свою тоскливую. Бывает, что ответы проще искать не там, где ты задаешь вопросы. Может даже за пол страны, или в нескольких часах от насиженного места. Сменить обстановку и снова задать себе вопрос. И окажется, что ответ был так близко и такой простой, как пять рублей. Не на блюдечке с золотой каемочкой, но дороже в несколько раз.

– Сознание дано человеку на то, чтобы сойти с ума. Оспорить самого себя и незаслуженно наградить. – Будущее перебил, устав выслушивать причитания. – Ты ответь себе на один вопрос: а хотел ли решить проблему? Вот ты говоришь, а я слышу только то, что ты оправдываешься. Если бы хотел решить вопрос, то не затягивал бы его, как петлю. Тебе самому хотелось разыграть спектакль, в котором у тебя главная и единственная роль. Вот поэтому ты всё так затянул. Три акта, шесть антрактов. Ничего не понятно и смысл потерялся. Вот корень твоей тоски, а не то, что ты якобы, говоришь мне. Да меня и нет. Ты себе это говоришь. Но себя обмануть сложнее! Ты правду уже априори знаешь. Поэтому не лги. Тебе просто было удобно так жить и так думать. А сейчас тебе удобнее по-другому…

Я отвернулся от будущего и задумчиво вгляделся в деревья на другом берегу. Как просто оказывается сочинять историю? Всё, что не нравится можно поменять на любое событие или действие. Развернуть на сто восемьдесят градусов то, что уже и так сделало оборот на триста шестьдесят. Вывернуть наизнанку, сделать чучело, закинуть на антресоль. И это ничего не стоит, пока не вкладываешь цену или не накидываешь ярлык. Ложь бесплатна, а за правду всегда спрашивают правдой.

Вспоминаю, как первый раз соврал Маме, что гулял во дворе. А на самом деле убежал с ребятами из соседнего двора к ручью у сточной канавы и следил, как уплывает самодельный кораблик из шишки. Мы так несколько часов следили, расчищали дорогу перед ним, кричали, как самые настоящие матросы и выкрикивали фразы, кто какие помнил из фильмов про пиратов. А, когда я вернулся то весь двор знал, что меня ищет Мама. Дома она устроила взбучку, отстегала ремнем до синяков, а я старался сдержаться от слез. Моряки не плачут, они стойко переносят тяготы и лишения океана, а затем так же стойко могут переносить удары плетью. И я держался, изредка слизывая соленые капли на губах. Затем помню, как впервые соврал Кате. Не скажу, было ли это специально, но скорее всего вышло машинально, а потом я решил не оправдываться. Была зима и я получил гонорар за книгу, мы пошли отметить это событие в кафе с моим редактором Лизой. Разговорились, она впервые была откровенна. Когда я вернулся домой, то совсем забыл рассказать про деньги. А у Кати день не задался, и порвала пуховик, разошелся сбоку, зацепилась за турникет в метро. И я на автомате ответил: «Деньги будут только в конце месяца. Займи у Мамы». Но на утро мне стало стыдно. Дотерпел до конца месяца, терзая себя изнутри своей же ложью, и купил ей новый пуховик. Она сияла от счастья, а я от лжи. И это не единичные случаи, другие просто не хочу вспоминать.

– Возможно, ты прав, как все остальные. – силился признать поражение. – Я один не понимаю, что делаю, перекладывая ответственность. На меня кто-то смотрит, равняется, а я сам себе даже не могу послужить примером. Кто я такой? И это вопрос из категории безответных. Даже не риторический.

– Не вгоняй себя в тупики. Это самое простое, что можно сделать. И это говорю тебя я – твоё будущее. Да, я знаю, что произойдет дальше и куда тебя занесет твоя дорога, но это мои воспоминания и они никак не могут быть тебе подсказкой. Ты всё должен пройти сам, чтобы прийти ко мне. Прийти к себе. То, как ты встретишь опасности и страх, отразиться на тебе в будущем. Вспомни, что ты был самым настоящим матросом на шишке, плывущей в неизвестность. Даже, когда вы перестали за ней следить она, продолжила путь и он был куда сложнее без бравой команды на борту. И вот ты сейчас на борту той самой шишки. Так встреть неизвестность не отводя глаз. И сейчас не самое лучшее время для тоски и сожалений, но лучшее, чтобы исправить полученное бесплатно.

Я задумался и хотел было ответить, но Будущее исчезло. Силуэт растворился, поручив мне самое опасное задание. Прибавилось ли во мне духа? Несомненно! Во мне проснулся тот самый бравый матрос, который в одного мог отдать швартовы и поднять паруса. Он встал за штурвал той самой воображаемой шишки и попутный ветер дул в спину.