Тоска - Александр Александрович Павловский

один за одним, падали стены и крыши, но сразу утопали в траве. Как на мягкой подушке. Я бы с удовольствием лёг спать, если бы знал, что меня никто не тронет. Я ведь в ту ночь увидел только последствия чьих-то действий, а тех, кто это делает – нет. И они точно где-то рядом, возможно, уже прицеливаются к моей черепушке или вспоминают на каком заборе нет скелета.

Но мне пока не страшно. Среди безмятежности лишь подъедает грусть. Я так много всего не успел сказать Маме, Кате, сестре. И, если совсем перестану бороться, то уже и не смогу сказать. И Ира, и Наташа были правы. Наша жизнь – это один сплошной прекрасный день, который омрачается только тем, что мы тянем в него прошлого себя. Не меняемся, а подстраиваем реальность под вчера. Обиды, страхи, недосказанность. Мы всё тянем на себя, не желая отпустить и оставить в прошлом. Простить, понять, пережить. Я винил Маму во многом и ни разу не поблагодарил за всё остальное, что она сделала. Она и вправду училась вместе со мной понимать эту жизнь, только я через вопросы, а она сразу на практике. Нам всем тяжело. – Я всё-таки утер накатившуюся слезу. – Чтобы мы ни делали – для нас это в первый и последний раз. Одно и то же не повторяется дважды. Мы не повторяемся дважды.

Я снял рюкзак и поставил рядом. Нашарил внутри телефон и снова попытался включить. Глухо. Убрал обратно и застегнул карман. Я бы хотел сейчас оставить заметку в дневнике, на случай, если не выберусь из города, чтобы кто-то смог понять причину. Не уверен, что человек, нашедший мой телефон, сможет выбраться, но по крайней мере он будет обладать информацией. Будь у меня в начале такая подсказка, то уехал бы сразу, как только сошел с электрички. Да вообще бы не приехал! Развеяться у меня получилось, а в остальном не очень. Галлюцинации, как оборотная сторона вдохновения. Раньше выходило писать проще, а в нынешний момент только так. Да и то я сейчас не пишу, а только делаю заметки. Вся моя поездка, как готовый сюжет к хоррору. Разбавить слащавые сюжеты прошлых книг. Окатить холодной водой по самую обувь читателя и оставить с мыслью, что любой подмосковный город – ширма чего-то давно сгнившего.

В висках, будто поезд, что трубит о входе в туннель, нарастает давление. Закладывает уши, сглатываю слюну. Достаю из кармана бутылек и засыпаю таблетки сразу в рот. Не жую, с трудом глотаю и чувствую, как они встают в горле. Передозировки не будет, слишком мало осталось, но галлюцинации могут прийти. Не могу писать заметку, так придумаю собеседника и расскажу ему вслух. Придумаю себя из будущего, того себя, что помнит о происходящем и как-то умудрился выбраться. Живой, здоровый, не в желтом доме. Знать бы еще как он это сделал, а не догадываться самому. Хотя он, точнее я, как-то догадался и выбрался… Но всё так размазано и не имеет логики.

Закрываю глаза и представляю себя.

Поезд с головной болью промчался на другую станцию, миновав мою. Онемели кончики пальцев и фосфены в глазах стали напоминать праздничный фейерверк. Открываю глаза, а рядом со мной сижу я. Но я не смог придумать будущего, поэтому выгляжу так, каким остался в Москве. Уставший, апатичный с фиолетовыми кругами под глазами. Немного обросший, с тоской наблюдающий за миром и редко улыбающийся. На мне пижама, подаренная Катей с медвежатами и двумя желтыми пятнами на груди от соуса к спагетти. Резинка слегка давит бедра, но зато штаны сидят по форме. И вот смотрю на него, а мне не жалко, что выгляжу сейчас иначе. Буду звать его «будущее».

– Здравствуй, дорогой дневник! – начинаю с ехидной улыбкой.

– А отчего сразу дневник? К чему приветствие? Ты ведь все равно считаешь, что это по-детски. – Отвечает будущее.

– Ну, ведь должно же быть какое-то приветствие. Всё-таки, какой никакой, а привет из прошлого.

– А он тебе нужен? Ты же один будешь его читать потом. – Будущее болтал ногами над водой и с издевкой задавал новые вопросы.

– Да ты можешь замолчать? Я тебя не для того позвал, чтобы ты бесконечно перебивал. Ты здесь чтобы слушать, а я, чтобы выговориться, вот и слушай молча, пока я тебе душу изливаю.

– Эй, не горячись. Выпей таблетки, а то ты какой-то нервный.

– Да я из-за них и нервный. Опять ты не хочешь слушать!

Будущее сделал знак рукой, что закрыл рот на замок, а ключик выбросил в реку. Я выдохнул и кивнул.

– Мне кажется, что я не случайно приехал в этом место. Не нахожу никаких совпадений с ожиданиями, но заметил, что люди, которых встречаю, будто специально подосланы ко мне. Местами я слушал их истории, а вспоминал свои. Не скажу, что всё идентично, но отчасти похоже. Их мысли мне понятны, а то, что они пытаются донести, звучит, как внутренний голос, что я неоднократно слышал, да не прислушивался. А теперь он зеркально отразился от незнакомцев, и я наконец-то услышал. Я бы даже сказал, что понял услышанное. И некий груз упал с плеч. Они, словно моя исповедь, те слова, которые я не сказал дорогим людям, а произнес вслух при них. Обозначил свою позицию и испытал удовлетворение. Не знаю, что меня сейчас тяготит: что-то старое или уже будущее, но понимаю, что готов это встретить. Да, я важные слова произнес тем, кто этого не запомнит, но не уверен, что это важно услышать тем, кому они предназначаются. Они ведь этого не знают и не терзаются этим, а вот я как раз-таки терзаюсь. И это мне больше надо, чем кому-либо. А у них есть что-то своё, что не нужно знать мне. Нам самим бы решить это, не перекладывая ответственность.

– А почему раньше этого не сделал? – Будущее тихо произнес вопрос, не нарушая монолога.

– Раньше мне всё казалось правильным там, где это происходит. Не разобранные проблемы, как не отвеченные письма в почтовом ящике. Они улетают в спам, который ты чистишь каждый день, даже не заглядывая туда. А там, вместо одного письма уже два, затем десять, потом сто. Корреспонденция в одну сторону. Это тоже стало предпосылкой моей тоски. Один и тот же день – всегда. Вот тогда я и потерял вкус к жизни, да и вообще весь вкус потерял. Меня перестали интересовать старые темы, а новых не прибавилось, увлечения отошли на второй