Дьяволы - Джо Аберкромби

— О, Боже, — прошептала Алекс, её лицо онемело, её ноги обхватили накренившуюся рею, как будто она собиралась трахнуть эту чёртову штуковину. Руки обнимали так, будто она собиралась за неё замуж. Честно говоря, у неё были и менее внимательные любовники.

— О, Боже. — её рот был одной пульсирующей болью. Она попыталась проверить, все ли зубы ещё на месте, но язык онемел. Ободранные ладони оказались полны заноз, руки содраны до мяса, больная грудь в синяках, как будто она сражалась голыми кулаками с Бостро. Она хрипела и рыдала, стиснув зубы, глотая солёную от крови слюну, крепко зажмурив глаза.

Однако что-то получилось расслышать сквозь ветер, хлопающую парусину и собственное колотящееся сердце. Грохот, рычание и ужасные крики.

— Не смотри вниз, — сказала Солнышко.

Вигга-Волчица прошлёпала между скамьями отвратительной галеры, где сидели гребцы.

Они, конечно, больше там не сидели. Они кричали, выли и карабкались друг через друга, чтобы скрыться от неё. Насколько она помнила — всё, что ходило, ползало или летало боялось её. Естественное положение вещей. Пришло и другое воспоминание. Она гребла на своей скамье, улыбалась, пока они шли по китовой дороге, она пела вместе со всей командой на пути к приключениям. Вигга-Волчица не умела петь, чей же это был сон?

Она опустилась на корточки, сбитая с толку.

Что она делала?

Ах! Месть и хорошее мясо! И она нырнула в проход среди убегающих гребцов, разрывая, кусая и осыпая всё вокруг месивом из крови и частей тел. Но их было много, и её трагедией всегда было то, что она никогда не могла убить всех, как бы сильно ни старалась. Большинство убежало, перебираясь через скамьи и взбираясь по бортам корабля, чтобы броситься в море. Море жестоко и мстительно, но далеко не так жестоко, не так мстительно и не так мохнато, как Вигга-Волчица.

Она была очень мохнатой. Она остановилась, чтобы полюбоваться комковатыми буграми на задней стороне своих ногорук. Руконог? Такая мохнатая и тёплая, как прекрасная липкая подушка. Она попыталась обнять себя, но только скрутилась в клубок и принялась бить и крушить, скача по скамьям.

— Хочу обниматься! — закричала она, к ней подбежал мужчина, лязгая и грохоча. Огромный мужчина, покрытый металлом и размахивающий мечом, так что ответом на объятия, скорее всего, было «нет». Она уклонилась, проскользнула над вёслами и под ними, а он так ничего и не разрубил, кроме скамей.

Она слышала, как он рычал на неё изнутри своей металлической головы, чувствовала его аппетитный запах, исходящий от закованного в металл тела. У него был плюмаж сверху, весь такой перистый и фиолетовый, она укусила его, но перья попали ей в нос, и она отскочила, чихая.

Он потопал за ней, высоко подняв меч, она прыгнула на него и так сильно ударила о мачту, что весь корабль затрясся. Железный корпус разделялся узелками, поэтому она раздирала его когтями одной лапы, а когтями другой заставила его звенеть, как колокол, оставляя вмятины и проколы, досталось и мачте — там теперь красовались следы от когтей.

Она толкнула его на мачту позади, искры и щепки, кровь и осколки, пока одна из его рук не повисла на лоскуте, а кровь не начала хлестать вокруг. Он упал, истекая кровью, и она разбила мачту, глубоко прорезав дерево своими когтями. В далёком сквозь туман воспоминании она рубила, рубила, «тук-тук» делал топор, пар изо рта, посланная в лес, чтобы найти новую грот-мачту, улыбалась, когда дерево рухнуло в снег, а Олаф хлопнул её по плечу и сказал: «Никто не валит их так, как ты».

Воспоминание заставило ярость вскипеть, и как она валила то дерево, так же обошлась и с этим ублюдком: она схватила его передними когтями, сгребла задними когтями, обхватила челюстями. Разрывая, терзая и кусая зубами, и она...

— Вигга! — взревел кто-то, и это был монах! Она не видела его во сне, он был настоящим, очень потным и запачканным пеплом, но довольно суровым. Он встал перед ней и заорал, вены вздулись на его шее. — Вигга! Такое поведение неприемлемо!

Вигга-Волчица застыла, сжав челюсти вокруг мачты, и моргнула. Очень редко кто-то мог противостоять ей таким образом, и на мгновение она не была уверена, как это воспринимать. Затем она отцепила зубы, и кровавые слюни с кусками дерева забрызгали палубу. Затем она прищурила глаза. Затем она издала прекрасное пульсирующее рычание глубоко из горла. Крадучись, она приблизилась к нему, потому что он смог поразить её…

Это было довольно… Грубо.

— Хорошая волчица. — пробормотал брат Диас, отступая, его рот стал очень, очень, очень сухим.

Спаситель, какая безмерная ложь. Это была не хорошая волчица. Это была убийственная волчица-демон. Худшая волчица в мире. Крадущаяся, пускающая слюни, шипастая и ощетинившаяся.

Извивающееся и текучее чудовище с большим количеством зубов, чем у крокодила, и большим количеством мускулов, чем у быка.

Кажется, он совершил две очень серьезные ошибки. Первую, когда сказал Вигге выпустить зверя. Вторую, когда привлёк внимание этого зверя.

Он с ужасом наблюдал убийство команды, а затем уничтожение мачты. Был поражён, заметив, что кто-то цепляется за рею высоко наверху, а потом ещё больше изумился осознав, что это принцесса Алексия. Он не имел ни малейшего представления, как она могла туда забраться, но при таком положении вещей она скоро окажется внизу. Через долгое и, скорее всего, смертельное падение. И поэтому, не задумываясь, он шагнул вперёд.

Возможно, в глубине его сознания таилась надежда, что волчица может снова превратиться в Виггу, как это было в гостинице, когда Якоб из Торна проревел те же слова. Но становилось всё более и более ясно, как мало места для пустых надежд в этой экспедиции.

— Хорошая волчица… — он едва осмеливался смотреть в эти оранжевые глаза, пылающие, как самая бездна ада, но и не решался отвести взгляд. Он чувствовал — только зрительный контакт ограничивал проклятого зверя, заставляя только наступать, а не разорвать на части немедленно. Горящие куски канатов или паруса носились по ветру, оставляя начинавшие тлеть пятна среди пустых скамей и брошенных вёсел, среди изуродованных тел неудачливых гребцов.

— Спокойней…, — пробормотал он, не уверенный, разговаривает ли он со своим собственным колотящимся сердцем или с волчицей, чье рычание заставляло палубу дрожать. Подошвы его ног гудели, мочевой пузырь вибрировал, его сапоги скользили по пролитой крови, хлюпая по валяющимся кишкам, пока он пятился.

— Спокойная, — льстил он, и пасть зверя