Запятнанный Кубок - Роберт Джексон Беннетт

маленький столик, уставленный едой; с одной стороны его сидела Файязи Хаза, которая ужинала и потягивала вино из серебряного кубка. Она переоделась: если раньше ее фигура была в основном скрыта одеждой, то теперь на ней было платье, завязанное вокруг шеи и открывавшее ее бледные руки и плечи. Свет вокруг нее, казалось, искривлялся, делая ее призрачной и нереальной.

Она посмотрела на меня снизу вверх, слегка грустно улыбнулась и спросила:

— Как вам стены, сигнум?

Я заколебался, мне это совсем не понравилось. Я огляделся. Комната казалась пустой, если не считать ее охранников. Я спросил себя, с кем она разговаривала.

Охранник позади меня приблизился, пропуская меня вперед. Я сдался и подошел ближе. Файязи, казалось, становилась все красивее с каждым шагом, пока не стало казаться, что сам воздух вокруг нее переливается.

— Ну? — спросила она. — Что вы нашли у стен?

Я вынул трубку изо рта, посмотрел себе под ноги и попытался собраться с мыслями.

— Ничего особенного, мэм, — сказал я. — Вынужден это сказать, к сожалению.

— И все же, — сказала она, — мне сказали, что вы задержались у наших речных ворот. Вы что-то там нашли?

— Я нашел воду, мэм, — сказал я, — и камни. Больше ничего.

Ее глаза затрепетали. И все же сейчас она казалось странно взволнованной, как актер, играющий плохо отрепетированную роль. Что-то было не так.

— И вы обнаружили какую-то яму, — сказала она. — Скрытую. Должно быть, какой-то незваный гость вырыл ее в земле. Верно?

— Кажется, это что-то вроде тайника. Но я не знаю, кто это сделал. Пока не вижу в этом смысла. Сначала я должен отчитаться.

Я выдержал ее взгляд, потому что то, что я сказал, было правдой, хотя и не всей правдой. Наконец она изящно подцепила зубцами вилки кусочек мяса.

— Садитесь. И ешьте.

— Прошу прощения, мэм, но я должен вернуться в Талагр...

— Не говорите глупостей. Садитесь. И ешьте.

Я еще раз огляделся и увидел, что запечатлитель и аксиом теперь сидят в креслах вдоль стены. Оба ревниво наблюдали за мной, словно были оскорблены тем, что их хозяйка соизволила уделить мне хоть какое-то внимание. Я спросил себя, откуда они взялись — неужели мои чувства были настолько затуманены дополнениями Файязи, что я не заметил, как они вошли?

Я сел за стол, но решил, что есть не буду. Я даже не мог определить, что передо мной на столе, то ли фрукты, то ли мясо, хотя у меня сводило живот от голода и пахло все это восхитительно. Я снова сунул трубку в рот, пожевал ее и вкус табака притупил мой голод.

Файязи взял крылышко какой-то жареной птицы и аккуратно отрезал полоску темного мяса.

— Знаете, — сказала она, — я думаю, вы найдете этого убийцу, сигнум Кол. Я правда так думаю.

Я ничего не сказал.

— Никто из моих людей не смог бы так быстро сориентироваться, — сказала она. — Никто из них не догадался проверить коридоры для прислуги. — Она бросила сердитый взгляд на своих сублимов. — У вас острый ум. Жаль, я думаю, тратить его на такие ужасные вещи, как расследования убийств. И жаль, что вы можете увидеть наши залы только здесь, в Талагрее.

Я ничего не сказал.

Она сделала большой глоток вина. Теперь ее губы были малиновыми, а зубы — тускло-фиолетовыми.

— Знаете, в наших залах в первом кольце, — сказала она, — есть целый скелет титана. Он висит у нас в прихожей, нависая над нашими посетителями, когда они переступают порог. Вы когда-нибудь видели такой, сигнум Кол?

— Я видел обломки на расстоянии, мэм. Но не более того.

— Знаете ли, нет двух одинаковых животных. У них разная структура костей, разное количество ног. Разные цвета. Я много говорила о них с апотами. — Она наклонилась ближе. Я отодвинулся. — Вы знаете, что у некоторых из них лица мужчин? Не на плечах — у большинства левиафанов плеч нет, — но спрятаны глубоко в животе. Гигантские лица смотрят на мир широко раскрытыми незрячими глазами, их рты беззвучно и безумно шевелятся. Словно какой-то случайный нарост. Апоты не могут этого объяснить. Никто не может. Никто также не знает, откуда на самом деле берутся левиафаны и почему они выходят на берег. До основания Империи они обычно бродили по суше, бесчинствуя то тут, то там в сезон дождей, прежде чем оставить свои тела гнить в Долине Ханум, деформируя все, что росло вокруг них... — Она отставила свой кубок, затем переплела пальцы цвета слоновой кости, словно мостик, и оперлась острым подбородком об их костяшки. Отработанный жест, подумал я, и все же он сработал, потому что я нашел его прекрасным. — И, возможно, это все, чего они хотят в наши дни. Возможно, нам следует позволить им. Разрушить стены и позволить им бродяжничать...

Она пристально наблюдала за мной. Я ничего не сказал.

— Это может случиться, — тихо сказала она. — С каждым годом они становятся все больше и больше. Каждый сезон дождей Империя должна восстанавливать стены, проектировать новые бомбарды и придумывать новые прививки и суффозии, чтобы их сдержать. И каждый год мы едва справляемся. И хотя никто об этом не говорит, инженеры тихо-тихо восстанавливают стены третьего кольца Империи, на западе. Потому что, если морские стены падут, а Талагрей и восток потерпят неудачу, что ж… Тогда стены третьего кольца станут новыми морскими стенами, так? — Она подняла голову от ладоней и сделала еще глоток вина. — И когда это произойдет… Что ж, было бы неплохо иметь убежище во внутренних кольцах Империи. Иметь друзей в более плодородных землях. Ибо тогда все иялеты будут как пылинки на ветру, и не будет никакого порядка.

Она ждала, что я что-нибудь скажу, но я не мог придумать, что на это ответить.

— Для вас это имеет смысл, сигнум? — спросила она.

— Так и есть, мэм, — сказал я. Потому что в этом, по крайней мере, был смысл — циничный смысл, но смысл был.

— Тогда почему бы вам не рассказать мне, — медленно и осторожно произнесла она, — что удалось выяснить вашей иммунис. Расскажите мне, как продвигается расследование. Ведь мы друзья, не так ли?

Я пристально посмотрел в ее фиалковые глаза. Я любовался тем, как ее серебристые волосы рассыпались по белоснежным плечам. Каким пьянящим