Основы человечности. Работа над ошибками - Екатерина Владимировна Шашкова

— А попозже — это когда? — прозвучало сбоку. Тимур мысленно выругался и торопливо повернулся к разноцветной двери — сейчас слегка приоткрытой.

Ксюша стояла, прислонившись к косяку, с любопытством оглядывала собравшихся и машинально поправляла причёску. Её обычно растрёпанные волосы были аккуратно уложены — девочки из салона долго советовались, шушукались и листали каталоги стрижек, и в итоге одна из них в порыве вдохновения выстригла на голове юной клиентки асимметричное нечто: с одной стороны получилось совсем коротко, чтобы срезанные прядки не выглядели проплешинами, с другой волосы почти доставали до плеча, а пол-лица закрывала косая чёлка, почти как у Тимура в юности. Цвета тоже обновили, сделав их более мягкими, приглушёнными.

— Ой! — сказала Инга. И немедленно (ну кто бы сомневался!) покраснела.

— Я думал, ты спишь, — сознался Тимур.

— Я и спала. Вырубилась сразу после парикмахерской, а ближе к ночи проснулась и решила вас проведать. Интересно же, чем вылазка закончилась.

— Вот этим. — Людвиг многозначительно кивнул на Ингу. — У нас пополнение.

— Я против! — Ксюша упрямо скрестила руки на груди. — Вот увидишь, она сразу же расскажет про тебя отцу. И родичам Дианы. И вообще всем, кто захочет слушать!

— Не расскажет!

— Не расскажу, обещаю, — подтвердила Инга.

— Нашёл кому верить! — На подругу Ксюша не смотрела, демонстративно обращаясь к Людвигу. — Она же трусиха, стоит только надавить — сразу же расколется. Уж я-то лучше знаю!

— Я тебе верю. Но и ей тоже верю. Надо верить в людей.

— Ты просто блаженный. Идеалист, который вечно спасает всех обиженных и обездоленных.

— Да, — спокойно подтвердил Людвиг. — Спасал, спасаю и буду спасать. Столько, сколько потребуется.

Тимур подумал, что с такой уверенностью могут говорить только те, кого в детстве никто не спас. Хотя обычно эти неспасённые вырастают озлобленными на весь свет. Примерно в девяноста девяти случаях из ста. Но иногда случается чудо и рождаются вот такие блаженные Людвиги.

Да и Ксюша, если подумать, из того же теста.

И как бы она сейчас ни хмурилась, как бы ни бросалась резкими фразами, Тимур точно знал — это защитная реакция. Ей просто очень страшно, что человек, причинивший ей боль, однажды сделает это снова. Вполне нормальная реакция, если вдуматься.

Тимуру даже странно стало — почему у него не так? Заразился от Людвига всепрощением? Или так и не прочувствовал до конца весь ужас ситуации, в которой мог оказаться из-за поступка Инги? Ведь, по сути-то, действительно ничего страшного не произошло.

Или он в глубине души точно такой же блаженный идиот? Может, они друг к другу притягиваются, как магнитные шарики? Кучкуются, как голодные котята в холодном подвале?

— Не надо меня спасать! Я смогу сама! — Инга вскочила на ноги. Возможно, больше всего ей сейчас хотелось сбежать, но выхода из Дома не было. Осталось пересилить себя и прошептать: — Ксю, прости меня… пожалуйста…

— А если не прощу, то что? — Ксюша отлипла от дверного косяка и сделала шаг вперёд.

— Ничего. Думай про меня что хочешь. Делай что хочешь. Говори что хочешь. Ты имеешь на это полное право. Просто мне надо, чтобы ты знала: ты лучшее, что со мной случилось в школе. И если мы сейчас поссоримся, мне будет очень одиноко, но это полностью моя вина. Я очень виновата перед тобой и перед Тимуром Игоревичем. Мне так стыдно. Мне даже думать об этом стыдно. Но я просто хочу, чтобы ты знала: я никогда не желала тебе вреда. Ты права, я ужасная трусиха и с этим сложно что-то сделать, но я постараюсь. Я изменюсь! Я…

— Ой, ладно, угомонись, Герасим ты мой. Слышала я ваши размышления про Муму. И если уж Тимур не злится, хотя его чуть не уволили сгоряча, то мне как-то даже стыдно на тебя обижаться. А вот если ты не расскажешь, что там за компромат на тебя у Буранова, — вот тогда я обижусь всерьёз. Ну?

— Я не хотела тебе говорить, потому что… я не думала, что ты мне поверишь. Не знала, что ты имеешь отношение к магии. Вот и всё, других причин нет.

— Это долгая история. — Ксюша смущённо потёрла нос. — Я не умею колдовать, если что. И сил у меня никаких нет. Просто удачно затесалась в эту тёплую компанию. Ну что ты так пялишься?

— Тебе очень идёт эта стрижка! — выпалила Инга таким счастливым голосом, будто её помиловали накануне смертной казни. Всё же ссора с подругой сильно её беспокоила.

— А… спасибо. Ладно, не отклоняйся от темы. Показывай. — Ксюша тоже выглядела довольной: вроде и высказалась, душу отвела, и сильно ругаться не пришлось.

Инга потыкала в телефон и положила его на стол, чтобы все могли посмотреть. Тимур на правах самого слепого сразу же пододвинулся поближе — и отстранился, даже не рассмотрев до конца. Впрочем, для того, чтобы понять, что изображено на фото, хватило и беглого взгляда.

Какой-то лес или парк (много зелени и ветки, частично загораживающие обзор), Инга спиной к камере (её русая коса, её сумка со значками — не перепутать), высоко задранный джемпер… и кожа, вся исчерченная тонкими тёмными линиями сигилл. Рисунки на лопатках, вдоль позвоночника, на пояснице — везде, где можно было разглядеть.

— Это школьный субботник в сентябре, помните? Когда всех повезли за город, мусор убирать. У меня лифчик расстегнулся, и я зашла за дерево, чтобы его поправить. Не знаю, зачем Буранов за мной потащился. То есть догадываюсь, конечно. Потому что придурок. В общем, я его тогда не заметила даже. А вечером он прислал мне эту фотку и сказал, что теперь я должна ему денег, иначе он всем её покажет. А это… вы же понимаете. Нельзя такое показывать.

— И ты ему заплатила? — спросила Ксюша. Кажется, этот вопрос беспокоил её больше, чем факт рисунков на теле подруги. Зато Людвиг, убедившись, что на телефон никто не претендует, немедленно заграбастал его себе и увеличил изображение, разглядывая узоры.

— Заплатила. — Инга беспомощно развела руками. — Даже несколько раз, он иначе не отставал. Сказала папе, что мы с ребятами решили скинуться на подарки ко Дню учителя и на