Хозяин теней. 3 - Екатерина Насута

сливаясь, то распадаясь, чтобы протиснуться между очередного дома. Двери некоторых были открыты. И постепенно сам городок оживал, стряхивая сонное утрешнее оцепенение.

— Вона, — Метелько указал на бабищу, которая возилась с калиткою. — Это, небось, на станцию собралась торговать. Стало быть, скоро поезд будет.

В дымно-навозной вони прорезались нотки сдобного хлеба. А бабища, подхватив две огроменные корзины, заботливо прикрытые сверху кофтами, медленно потянулась куда-то вперед. — Идём… тётенька! Тётенька! Погодьте!

Женщина остановилась и глянула. Недобро так. Или показалось? Круглое лицо её было стянуто плотной холстиной косынки и только щёки выглядывали этакими румяными пузырями, будто косынку стянули слишком туго, вот плоть и не выдерживала.

— Ох, спасибочки, тётенька! А не подскажете, где это мы? Мы с братцем не местные. Первый раз. Дядька вон послал поискать съестного, прикупить чего… — и в пальцах Метельки мелькнула монета. Клянусь, не увидел, откуда он её достал. — А мы ходили, ходили и заплутали!

— Бывает, — голос у тётки оказался низким, гулким. — Пироги вона есть. Свежие. Только-только испекла…

— А дайте, пожалуйста, — Метелька протянул копейки. — А какие есть?

— Разныя. С яйцом и луком. С потрошками. С капустою.

— А вы нам дорогу подскажете?

Пирожки лоснились маслом и обжигали руки. Но запах от них шёл сытный, славный. Надо будет с собой прихватить.

— От спасибо огромное! А пахнет-то, пахнет… маменька, когда живая была, так тоже пекла пирожки. Вот аккурат, что ваши…

Взгляд тётки подобрел.

— Сироты, что ль?

— Ага… папка ещё когда… в город ушёл. Сманили. Мол, там на фабрике плотют хорошо. Он и подался. Семья-то у нас большая была, а землица не родит. Вот и жили, как жили, — Метелька умудрялся и есть, и говорить. И подхватил корзину. — Мы с братцем вам сподмогнём? Вы ж на станцию? И нам туда. Заодно уж покажете дорогу, а то бродим, бродим, замерзли вконец, а тут улицы, улицы…

— Эт да… а в городе ничего-то хорошего нету. Мой сын вона тоже подался. Мол, лучше жить. Да где ж лучше-то? Два года поработал и вернулся. С чахоткою. Кривой. Ссохлый… чтоб их всех там покрючило, иродов, прости Господи, — женщина перекрестилась.

— Во-во. И тятька так же. Зубы повыпадали. Лицо чёрное сделалось. А денег и не дали.

Я подхватил вторую корзину, которая оказалась весьма увесистой.

— Дома и отошёл. Уж как мамка голосила… — Метелька покачал головою. — А после и сама слегла. Эта… болезня…

— Епидемия, — знающе проговорила тётка.

— Она самая. И мамка, и молодшие… всех схоронили, — тут голос Метельки дрогнул, и тётка тяжко вздохнула, а после перекрестила сперва себя, после и его. — Ну да дядька явился. Так-то он воевал, а после, как ранило, так и отпустили. Он и возвернулся. К барину, стало быть. Стал помогатым. Ну и нас к себе прибрал. Епидемия там крепко прошлась, многих выкосила. У барина вон тоже ж всю семью, почитай. Только сестрица одна и осталась.

Женщина головой покачала.

— Это где ж так?

— Да… там, при границе, — Метелька махнул рукой куда-то в сторону. Корзину он тащил честно, чутка скособочившись. — Далёко уж. Там-то барин всё продал, чего осталось. Вот за гроши, почитай, отдавши. Ну и порешил в город какой податься… он то грамотный, поищет службу приличную, глядишь, и сладится.

Тётка покивала.

— А мы при ём. Так-то дядька нас и отправил к станции, чтоб, значится, узнали, как тут поезд буде до Москвы или Петербурху.

— Скажешь тоже. Где ж тут Петербуржскому? У нас только вон, которые от Городни до Менска. Аль ещё военные. Катют и катют…

— Куда?

— Туда. Бають, что до самое границы. Ох ты ж, Господь милосердный, не попусти войны, — голос тётки сделался низким и тягучим. — А всё жиды… они виноватые… на государя-батюшку покушалися… от них все беды, христопродавцев… и епидемии, и твари кромешные… оттого и порядку немашечки, что государь-батюшка добрый, дал им волю. А они чего? Неблагодарные. Только и норовят, как бы из человека честного последнюю кровь-то высосать…

— Вот, дядька тоже говорит, что от жидов все беды.

— И от масонов, — поддержал я Метельку, чтоб уж совсем не безмолвствовать.

— А это кто?

— Тоже жиды. Только из Европы. Тайная организация. Они в Европе власть захватили, а теперь вон сюда полезли. Так дядька сказывает, — на всякий случай уточнил я, поскольку глядели на меня с немалым подозрением. Кажется, о существовании масонов тётка и не подозревала.

Может, их вовсе тут не было.

А я придумал.

— Ох ты ж… — она снова перекрестилась. — Так и есть… жиды и эти… как их?

— Масоны.

— Они… как есть они…

Надеюсь, мы тут нашею болтовнёй случайно погром не спровоцировали. Но вон улочка снова вильнула, и показалась станция. С этой стороны она начиналась с низеньких плоских строений, меж которыми уже сновали люди. Дорогу перегородила телега, и тётка, забравши у нас короба, рявкнула:

— Куды поставил-то? Ни пройти, ни проехать…

— Жрать надо меньше, — отозвался мужик, подхватывая тяжёлый мех. И мальчишка, куда моложе нас с Метелькой, пыхтя и сопя выправил мешок на плечах. — Тогда и пролезешь.

— А ты мне ещё скажи…

— Идём, — Метелька дёрнул за рукав.

— И чего это было? — я позволил утащить себя. Тётка, самозабвенно переругиваясь с другою бабой, которая вынырнула откуда-то из-под телеги, позабыла о нашем существовании, как и о жидах, масонах и прочих мировых проблемах.

— Так… погодь, — Метелька нырнул куда-то меж двумя телегами, стоявшими до того тесно, что того и гляди сцепятся колёсами. Мне пришлось протискиваться под узким днищем, чтобы вылезти с другой стороны. — Мы тут чужие. Будем крутиться, задавать вопросы, точно кто-то да запомнит. А так навроде не сами по себе, но с тёткою этой. Её тут знать должны. Так что решат, что родня, племянники там, внуки или ещё кто.

В этом был свой резон.

— И дальше чего?

— Дальше… сейчас он, видишь, становятся? Значится, поезд скоро. И газетчики прискачут, как пить дать…

Призрак, крутившийся под ногами, замер. И я услышал гул рельс. Метелька не ошибся: поезд, пусть и скрытый пока во мгле — туман не спешил развеиваться — приближался. Пара минут и его услышали люди, засуетились, завозились.

Кто-то с кем-то сцепился, не способный место освободить. И тут же раздался тонкий свист, призывающий к порядку. Широко позёвывая, прошёлся по перрону жандарм, махнул на кого-то рукой.

Поезд приближался неспешно. Окутанный дымами, пахнущий огнём, он замедлил ход.

— Погодь, — Метелька придержал меня. — Сейчас люди выйдут, эти пойдут…

И оказался прав.

Пассажиры покидали вагоны неспешно, стало быть, стоянка предполагалась долгая. Вагонов первого класса я не заметил, а вот из второго и третьего публика