Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

– Шоб отдать – значалу проиграть надо… – буркнул Демьян, разглядывая карты.

Раздали ему, конечно, за милый мой. Но знатка карта любит – с его комбинацией вполне можно было и пободаться. В секу он играл последний раз, когда партизанил. Никто с ним за игру садиться не хотел: все одно в дураках уйдешь. Еле-еле Демьян вспомнил правила, но куда раньше смекнул: колода у Фиксы была специальная, крапленая – вон как ловко в пальцах крутил, будто знал на ощупь каждую карту, где какая масть лежит.

Люди в «хате» просыпались: Демьян заметил, что многие сидели на шконках, свесив ноги и жадно наблюдая за предстоящим «забриванием» очередного фраера. Тут и знатким быть не надобно, чтоб схему понять – Фикса всех в пух и прах обыгрывал, а опосля шантажировал карточным долгом. А будешь артачиться – ату его, Каштан! В полутьме камеры виднелись бледные лица, босые пятки, покрытые наколками плечи. Сидельцы кучковались на нарах, приготовившись приветствовать нового товарища по несчастью.

– Гляди, Фома, как ща фраер последнюю рубаху проиграет…

– Тсс, он же слышит!

– Так и шо? Он в руки карты взял? Взял. На кон рубаху поставил? Поставил. Теперь уж от игры не отвертится. А карточный долг, как известно, – дело святое… За такое и глотку вскрыть можливо…

– Ша, брехуны! – гаркнул Фикса и обернулся к Демьяну, ухмыляясь: – Ну так чаго, Дема, пасуешь иль на второй круг идешь?

– Я пас, – нетерпеливо вякнул Егоза и скинул карты – на стол шлепнулся плохой расклад из разных мастей.

– И я, пожалуй, – пробурчал Каштан, даже не глядя в руку.

Зна́ток покачал головой, сбросил карты в общую кучу – так, чтоб не разобрать, где чьи.

– Не, я пас.

Фикса победоносно присвистнул и вскрылся – очко. Каштан ругнулся беззлобно и кинул ему пачку папирос.

– Сымай рубаху, фраер! – по-змеиному зашипел Фикса, сверкая зубом. Уже не такой миролюбивый, сейчас он напоминал худого волка, встопорщившего холку при виде добычи.

Не споря, Демьян стянул рубаху – ту самую, в которой ходил на свидание с Анной Демидовной. Переоделся вчера для похода в коровник, а вот лянку праздничную снять забыл. Так и остался голым по пояс, и Каштан уважительно цокнул языком при виде поджарого, натренированного крестьянским трудом торса.

– Спортсмен ты, шо ль, митрополит?

– Дрова рублю, воду с колодезя таскаю… – скромно отвечал зна́ток, с хрустом разминая пальцы.

– Эка тебе от дров расперло! – хохотнул Фикса, натягивая большую, не по размеру рубаху. – Справная одежа; жаль, клифта нема, а то я бы совсем як цветной стал. А чаго рукав грязный? С помойки, шо ль, оделся?

– Когда гэбисты брали – в грязи извазюкали. Ну так чаго, второй кон играем?

«Во дура-а-ань», – послышалось в одновременном вздохе всей камеры. Зэки переглядывались, шептались. Кто-то покрутил пальцем у виска.

– Отыграться хошь, фраер? – весело воскликнул Егоза, едва не хохоча.

– Есть такая охота.

– А шо на кон поставишь? – Фикса прищурился. – Шкары у тебе старые. Ну-кась штиблеты покажь…

– Да сапоги кирзовые. Их ставлю и штаны. Мало? Тогда как мне с воли передачу принесут – все отдам. Взамен моей рубахи и пачки табаку. И колбасы ты обещал, коли всадишь. Только банкуй таперь сам. Идет?

– Сойдет! Все слыхали? – спросил Фикса у аудитории, сокамерники согласно закивали. – Он сам хотел, никто за язык не тянул! А на банке я посижу, мне не западло.

– Ладом тасуй тольки, без мухлежа! – подначил Демьян.

Теперь все внимание в камере было приковано к игре. Люди слезли со шконок, обступили тесной толпой стол-общак, переговариваясь вполголоса, чтобы не мешать.

Фикса взял колоду и принялся шелестеть картами, неловко перебирая их артритными пальцами. Теперь-то можно было легко разглядеть, как старый вор нащупывает выпуклости, потертости и загибы, подмешивая себе нужную комбинацию.

– Хорош мусолить! – усмехнулся Демьян. Фикса резкими движениями раскидал карты. Все забрали свои расклады.

– Пас, – сразу сказал Егоза и скинул руку. – Не прет мне масть сегодня.

– А я на второй круг, пожалуй, – добавил Каштан, почесывая выпуклый и шишковатый, как у медведя, лоб. – Еще пачку ставлю.

– И я на второй, с меня пачка. Ну так шо ты, Дема, пасуешь знову? Вскрываться не будем же?

– Та не, и я на второй, продолжаем. Ты ж банкир зараз, а ты по-честному играешь, – с хитрецой прищурился Демьян. – Только пачки мало буде, Фикса, ты ж человек солидный, так шо давай торг вести.

– Ну давай, торгуйся. Удиви.

– Сорок рублей ставлю!

По хате раскатился уже не вздох, а потрясенный стон. Цельных сорок рублей!

– Та ему ж очко развальцуют, балбесу деревенскому! – шептались те же болтуны.

– Фома, ты такого кретина видал когда? Я – ни разу!

Фикса закурил, прищурился еще сильнее – за клубами дыма его глаза казались похожими на две немецкие амбразуры. Старый вор, в отличие от остальных, чуял, что Демьян ведет какую-то свою игру. Только не мог выкупить какую.

– Удивил, спору нет! Сорок рублей, гришь? Да не можа у тебе таких мастей быть… Где ж ты сорок рублев сыщешь, фраер?

– Где надо – там и найду. Пришлют.

– Сроку табе – неделя. А не найдешь – мы ужо с бродягами твою дупу разыгрывать будем, на троих, – после этой шутки по хате раскатился смех. – Разумеешь, о чем я?

– Гэта значалу проиграть треба.

– Ты и про рубаху так казал, а она таперь на мне, родимая.

– Ну дык чаго, ставишь, не? – требовательно спросил Демьян, которому надоела эта пустая болтовня.

– Ставлю, чаго б не поставить… Докидывай.

– Я пас, – торопливо сказал Каштан, скидывая свой, в общем-то, неплохой расклад – шоху и две дамы разных мастей; отодвинул свою пачку папирос в банк.

Зна́ток добавил себе и Фиксе, глянул исподлобья.

– Вскрываемся!

Вор, презрительно усмехнувшись, аккуратно положил карты лицом вверх. У него были червивая затертая дама, такой же туз и шоха, в общей сумме тридцать два очка. Отличный, выигрышный расклад.

– Кранты тебе, Склифосовский, – сипло посочувствовал кто-то со шконки.

– Каштан, – лениво обронил Фикса немцу, – как вскроется, держи покрепче, а ты, Егоза – сымай с него штаны и штиблеты. Ой влип ты, Дема-а. На сорок рублев влип! Давай, вскрывайся, браток-милок.

Демьян спокойно показал расклад. Пока длилась немая сцена, пододвинул пачки «Беломорканала», лежавшие в банке, поближе, вытащил из одной папиросу и кинул ошеломленному Егозе – тот пялился на него, как на диво дивное, выпученными до красноты зенками. Так на знатка ребятишки в Задорье глядели, когда он изредка фокусы показывал.

– Курево возьми, браток. Ты от души угощал, да я в долгу быть не привыкший.

Фикса поменялся в