Тоска - Александр Александрович Павловский

покидает зал, а я не решаюсь вернуться обратно. Нужно уходить, но меня пробило в туалет. Распахивается дверь и прежде чем войти, спиной чувствую, как зал покидает Леша. Как удар, который невозможно отразить. Он идет на выход, а я запираюсь в туалете и еще несколько минут просто сижу на крышке унитаза. Лихорадочно трясет. Но пронесло, и хорошо.

В теле подвисает слабость. Я возвращаюсь в свою беседку и упираюсь головой в колонну. Меня тянет или засасывает во что-то невидимое, но мягкое. Воронка из карамели. Я ухожу в сон и меня начинает кошмарить. Снова мертвецы перед глазами, дымящиеся дома и дороги, поросшие сорняками. Слышу Маринкин голос, и она злорадствует. Ждет, что я сдамся и стану ей помогать. Но, после того, что я от нее услышал, даже последний черт на земле не станет с ней якшаться. Лживая, красивая, предательница. Может, и сына никогда не было. Но она уверенна в своих словах, значит сможет обмануть. Да с легкостью. Придумает очередную историю, а ты ходи за ней пока у неё фантазия не выдохнется. Но меня не обманешь. Я знаю свою правду и её буду придерживаться, остального мне не нужно. Остальное – дело каждого в отдельности.

Чувствую, что стало страшно. Да, когда я видел мертвецов было не по себе, но не страшно. А сейчас жуть, как страшно. Дыхание сбилось. Ноги загудели, как будто я бегу. Я отчаянно пытаюсь сбежать и это происходит даже не во сне, а наяву. Я же предупредил Лешу! Неужели он не послушался? От последней мысли открываю глаза, но тут уже ухаю вниз и ударяюсь головой о доску.

Очнулся снова на земле. Боль стала ощутимой. Не внешне ощутимой, а внутренне. Натянулись все струны, и кто-то неумело бряцает пальцами. Я не могу точно сказать, что произошло. Меня не было в том кошмаре, но он казался мне чересчур реальным. Безгранично пугающим. Даже ноги болят. Понимаю, что Леша не послушался. Это был не кошмар, а его ночь. Он увидел, что происходит. А правда, которую я знаю, этого не объяснит. Но, кто меня вырубил? Маринка?

Плетусь по улицам. Со своей гусеницы и через все гусеницы на пути в сторону одной улитки. Слышу, что Леша у Маринкиной башни. И она где-то там. Меня кошмарит с каждым шагом. Сажусь, затем ложусь на лавочку, почти рядом со вчерашним кафе. Гусеница сегодня растянулась почти в горизонт. Мне так сильно слепит глаза, что я едва различаю конец дороги. Вроде, не тошнит. Но боль не ослабляет хватку. То, что еще несколько дней назад не имело значения, сейчас переросло в безумие и катастрофу. Леша увидел ночь, я познаю его боль. И Маринка не отстанет от нас. Она попытается склонить его на свою сторону. И, пока я в силах что-то надумать, то всеми мыслями буду посылать её к черту.

Проснулся, когда боль утихла. На безлюдной улице был только я. Небо, аккуратно выкрашенное масляной краской, больше напоминало скручивающийся кулек для семечек. А я – последняя семечка на дне, которую никто не достаёт. Зажалась между складок.

Меня покинула вся боль, что до этого скрутила в раковину. Я снова без чувств, как это должно быть. Без эмоций, явных мыслей или слов. Только правда. Только ожидание своего часа, когда правда должна будет занять пьедестал. Мне доверили носить корону, пока я не найду силы признать бастарда своим приемником. И после этого вручить ему корону. Вверить власть над правдой, чтобы он сам решил, что делать. Или не решил. В любом случае я не смогу задержаться в своей роли навсегда. У меня, как и у него, одинаковое время. И хоть мы один человек, в нас всё совершенно разное.

– Выглядишь не очень. Плохо спал? – Насмешка со спины.

– Ага. – облокачиваюсь на лавочку, а голова гудит сильнее прежнего. – Он тебе отказал?

– Ты мне отказал… – Она медленно вытянула фразу. – Причем отказал твоей же фразой.

– А ты была уверена, что, если я не оказался дурачком, который поверит в твои слова, то таковым будет он?

– Я рассчитывала на помощь. Но вы все… вы все…одинаковые. Сотни лет прошу о помощи, но меня только на смех поднимают.

– А ты этого заслужила, Марина. За хорошую жизнь платят один раз, а за гадкую, расплачиваются вечно. И твой счет до сих пор не закрыт. Поэтому, не стоит его делить между теми, кто платит лишь единожды.

– И откуда в тебе столько мудрости?

– Там, откуда я её взял, для тебя уже ничего не осталось. Не разевай свой глубокий рот.

– Хам!

– Обманщица!

– Я хотя бы не скрываю этого.

– Ты только это и делаешь. Ходишь и пудришь мозги тем, кто готов поверить. Правда, я уверен, совершенно в другом. В том, что ты никому не рассказываешь! А твоя заученная байка – это уже легенда.

– Но это правда! Мои с сыном кости находятся в этой башне. И я знаю, что, предав их земле, наконец-то освобожусь.

– От лжи ты только освободишься. У тебя нет Проводника и ты не выберешься отсюда. Твой персональный ад с тобой навсегда.

– Да, у меня нет Проводника, но есть способ выбраться. Рискованный, но есть.

– И какой же? Или у тебя и на это есть байка?

– Это не совсем байка, а слухи. Есть каналы, по которым можно получать информацию.

– Ну, и?

– Говорят про Калинов мост. Якобы, есть те, кто знает его местонахождение и могу отвести.

– И что это за Калинов мост?

– Это дорога на Божий суд. На которой не нужен Проводник, но нужна плата.

– Хорошая байка. Обязательно прибереги её для новоприбывших. И не рассказывай ты про своего сына, сразу начинай с этого. Ведь платить, конечно, нужно душами за переход, вот и поведешь под своим знаменем, Царица.

– Твоя мудрость – пыль! Ты лишь напыщенный индюк, который готов поднять на смех всё, что ему не нравится.

– Не тебя меня оценивать, Марина.

– Посмотрим, когда застрянешь здесь.

– С тобой? Да никогда этого не произойдет. А теперь знаешь, что?

– Иди сам к черту. Ты еще вспомнишь мои слова!

– Да они мне уже по ночам снятся.

Марина подскочила, как ужаленная и ушла, злобно отстукивая по брусчатке. Этот мир полон тех, кто пытается найти выход. Надежда рождается даже там, где потерян рассудок. Байки, легенды, слухи. Всё принимает другой вид, если подойти к этому, с другой стороны. Можно уверовать в то, что ты никогда не видел и