Знаток: Узы Пекла - Герман Михайлович Шендеров

После этих слов кожа стекла с висельника вместе с одеждой, будто восковая; истлела, не коснувшись земли. На балке, обмотав ту хвостом, висела гибкая, чешуйчатая тварь, похожая не то на ящерицу, не то на человека без костей. Безносая рожа у нечистого была до того гнусна, что даже видавший виды Дема не надеялся в ближайшие ночи обойтись без кошмаров. Паскудник ни на секунду не переставал двигаться: сплетался вокруг балки, вокруг себя, выворачивался и выкручивался, словно постоянно плавился от внутреннего жара. Посередине вытянутого тела болталось что-то похожее на костяную трубку с черной каплей на конце; Дема брезгливо поморщился.

– Вереселень-прелестник мене звать, Огненный Змей я, – неохотно признался нечестивец – после сказанного зачина солгать он не мог.

– Прелестник, ничего не скажешь, – присвистнул Демьян, разглядывая щербатую чешую – каждая чешуйка была человеческим ногтем. – И на кой ты сюда приперся, прелестник?

– Дык ведь звали мене, рыдали по ночам: «Гриша-Гриша, на кого ж ты нас оставил?» Ты як с дому ушел с молодухой, я и подсуетился…

Кольнула совесть – сам, ишь, пошел тайны тайные постигать да немца партизанить, а мамка с Аришкой до Захаркой одна совсем осталась. Не уследил.

– Ну, буде таперича, суетолог, – Дема тянул время, приглядываясь к навьей твари и прикидывая: как его бороть? Акулинка говаривала, мол, такие вот бисяки, якие до людей присасываются да чужую кожу носят, – внутри пустые, дупельные. В нужное место ткнешь – и лопнет, як шарик воздушный. Высмотреть бы это место… – Змей, ишь ты! Гэта ж сколько вас, тварей, в Нави водится?

– Несть нам числа…

Змей снова вывернулся, оплел по кругу сам себя – будь у него позвоночник, давно захрустел бы, – на спине полыхнула зияющей пустотой дыра.

«Вот оно!»

– Я так и понял. Ну, давай воевать, батько? Подь сюды.

Тварь стремительной тенью рванула к Деме, целя когтями в глаза. Юный зна́ток шагнул в сторону; тварь бросилась в ноги и обвила так, что того и гляди сломает. Зна́ток рубанул наугад по чешуе; змей завизжал.

– Шо, не нравится, мразюка? Кажи спасибо, что у мене яшчэ с собою одолень-травы нема!

Змей отполз от Демы, забился куда-то в угол, швырнул гнилой картошкой. Зна́ток ответил четверговой солью – сыпанул щедро, целую горсть, отрезая себя и змея от выхода из погреба. Вдруг тварь резко выбросила хвост в Дему – тот едва успел пригнуться, но целился змей, оказывается, не в него.

Крючковатый нарост на конце хвоста зацепил ручку на люке и с силой его захлопнул. Навалилась абсолютная темнота. По стылому мраку погреба покатился жуткий, нечеловеческий хохот.

– Ну вот таперича поглядишь на мир моими глазами. Ну-ка поворотись, сынку!

Дема дернулся на звук, по лицу что-то хлестнуло; в глаз с рассеченной брови потекло горячее. Вот еще удар, и остававшаяся в руке горсть соли рассыпалась под ногами без всякой пользы, а руку будто кипятком окатили. Каждое прикосновение покрытой ногтями плоти оставляло саднящие следы – будто теркой провели. Дема метался, вслепую разя ножом вокруг себя, но текучая тварь неизменно ускользала. Дрожащими губами он принялся читать какие попало зачины один за другим, но страх сводил на нет всю чудодейственность заветных слов – коли в себя не веришь, то никакие слова не помогут.

– Чур-чура, защити от зла, не от…

Договорить ему не дало что-то шершавое и очень тугое, обвившееся вокруг шеи. Ноги вдруг оторвались от земли, бесчисленные ногти заскребли по коже. Хвост хлестнул по руке, и нож беззвучно упал куда-то вниз. Петля на шее затягивалась, и вот уже перед глазами плыли красные круги.

– Вмес-с-сте висеть будем, батька и сын! И мамку твою приходовать тоже будем вмес-с-сте!

Дема хрипло зарычал, ярость придала сил. А еще Змей, сам того не подозревая, дал ему подсказку – «вмес-с-сте» означает, что он тоже висит на балке, которая и без того держалась на соплях. А ежели немного подмогнуть… Дема вывернулся, схватился руками за балку, сделал «треугольник» и уперся ногами в деревянный потолок. Балка заскрипела, в лицо посыпались деревянная труха и песок; звякнул, покидая насиженное место, гвоздь. Один, другой, третий…

С грохотом Дема обрушился на спину, придавленный разломанной надвое балкой, – батя никогда в столярном деле хорош не был, странно, что его самого выдержала. Змей, видимо от неожиданности, ослабил хватку, и юный зна́ток получил-таки столь необходимый ему вдох. Рука зашарила по земляному полу в поисках ножа, но тот, видимо, отлетел куда-то в сторону. Пальцы нащупали что-то холодное, тонкое, острое… Гвоздь! Навьего таким не убьешь – коротковат, а на что другое сгодиться может. Чувствуя, что новая атака уже готовится, Дема выцарапал на придавившей его балке самый простой символ из трех черточек – «чур». Раздался вой, от которого кишки скрутило спазмом.

– Не нравится, собака? – злорадно прорычал юный зна́ток, и принялся выцарапывать один и тот же символ один за другим на дереве; от воя и вездесущего скрежета ногтей по дереву можно было свихнуться, но Дема упорно, как ученик в прописи, выводил одни и те же символы – палочка-палочка – и одна по центру. Наконец вой утих.

Распахнулся лючок погреба:

– Дема, ну чаго там? – просунулась любопытная мордочка Захарки. Свет масляной лампы, оставленной наверху, пролился скисшим молоком на жуткий кавардак – комья земли, гнилой картофель, соль, нож – вон он, под лестницу аж закатился, и разломанная пополам балка. Огненного Змея нигде видать не было.

– Не суйся! – на всякий случай скомандовал Дема брату, поднялся кое-как на ноги, выбравшись из-под трухлявого дерева. Расщепившаяся балка лежала рядом, на одной, самой тонкой части, один за другим шли выцарапанные им символы. Дема с благодарностью провел пальцами по дереву – спасибо Акулинке, научила – и тут же одернул; затряс головой, выгоняя эхо проклятий. Тронул еще раз на пробу: снова в ушах вой и мат-перемат Вереселеня.

«Дык гэта я его, выходит, в балку зачурал?» – догадался Дема.

Первым порывом было сжечь проклятую деревяшку, а пепел – развеять по ветру, но следом пришла мысля похитрее.

– А знаешь шо, змей? – Он едва коснулся балки пальцем, чтобы убедиться, что тот его слышит. – Коли ты батьком моим заделался, так ты мне послужишь, вот. Хоть поглядишь, якой он, немец тот, а? А там, может, и отпущу тебя когда-нибудь.

Змей перестал изрыгать проклятия – прислушался.

– То-то же. Поможешь мне, грехи свои тяжкие искупишь, и отпущу я тебя на четыре стороны. Уговор?

Молчание Демьян принял за знак согласия.

– Ну вот и… во