От Хивы до Памира. Последние герои Большой Игры - Владимир Виленович Шигин

и Париж. В столице Франции он посетил больного Тургенева, который после встречи оставил в дневнике следующую запись: «Черт знает почему мне кажется, что весь этот господин – пуф и никакой такой работы после себя не оставит».

Разумеется, в финале своего турне Маклай посетил Лондон, где пообщался с сотрудниками Королевского географического общества и пытался реализовать «Проект развития Берега Маклая» – папуасского государства под своей властью. Под свой проект Миклухо-Маклай просил немалые деньги. Англичане за разведывательные данные были благодарны, но ставить Маклая правителем ненужного им государства совсем не собирались. Поэтому никаких конкретных договоренностей с потенциальными спонсорами в Лондоне Маклаю достигнуть не удалось.

Из Лондона Маклай попутным пароходом добрался до Батавии, где его уже ждал корвет «Скобелев» под флагом контр-адмирала Копытова. 24 февраля 1883 года корвет с Маклаем на борту взял курс на Новую Гвинею.

* * *

На борту корвета Маклай вел себя надменно и требовал от адмирал отдельную каюту.

– Увы, отдельные каюты на корвете только у меня и командира, – развел руками Копытов. – Могу поселить вас с доктором.

– Я люблю одиночество! – надменно ответил Маклай.

Наконец сошлись на том, что Маклаю прямо на палубе выгородят парусиновую каюту. Так он и сидел все плавание в парусиновой выгородке. Впрочем, постепенно отношения между Маклаем и офицерами корвета наладились. Из письма контр-адмирала Копытова жене: «Слушать рассказы о его (Маклая. – В.Ш.) приключениях доставляет мне много удовольствия, и часто не верится, чтобы такой маленький и слабенький человек мог бы делать такие дела…»

17 марта 1883 года «Скобелев» вошел в залив Астролябия и ошвартовался в бухте Константина. Это третье пребывание на Берегу Маклая оказалось для путешественника самым кратким – всего 8 дней.

К своему ужасу, Миклухо-Маклай обнаружил, что большинство его старых друзей уже умерли (в том числе Туй), деревня Бонгу почти обезлюдела, а соседская деревня Горенду и вовсе брошена. Папуасы объясняли убыль населения болезнями, насланными колдунами из горных деревень.

Копытов также зафиксировал, что Маклай явно не оставлял желания осесть на «своем» острове.

– Упадок Бонгу и война между деревнями привела меня в уныние. Увы, но я осознал тщетность своего проекта создания единого сообщества папуасов! – сообщил Копытову Маклай за вечерним чаем в адмиральском салоне.

– Что же вы намерены предпринять? – спросил тот.

– Теперь я мыслю Папуасский союз, управляемый лично мной. Этакий этнографический заповедник под протекторатом какой-либо европейской державы, причем не обязательно России.

– Но вы же русский человек? – поразился Копытов рассуждению своего пассажира. – Поэтому для вас в приоритете должны быть интересы именно России!

– Я прежде всего ученый, а значит, человек мира! – пафосно ответил Маклай.

Пройдя вдоль Берега Маклая, Копытов пришел к выводу, что ни одна из обследованных им в Новой Гвинее и Палау бухт не подходит для создания военно-морской станции и угольной базы. Кроме того, все пункты, предлагаемые Миклухо-Маклаем, были очень удалены от основных океанских коммуникаций и не имели практического значения для тогдашней нашей концепции крейсерской морской войны с Англией.

«Увы, но весь запас угля, полученный на Новой Гвинее крейсером, будет истрачен еще до выхода на неприятельские коммуникации», – писал Копытов морскому министру.

Получив письмо Копытова, Шестаков в раздражении ударил кулаком по столу:

– Господи, как надоели эти несносные прожектеры!

…В Гонконге Маклай узнал, что правительство Квинсленда объявило Восточную Новую Гвинею своим владением и обратилось в Лондон за утверждением аннексии. Явно преувеличив свое влияние на ход событий, Маклай считал, что данная акция была спровоцирована плаванием «Скобелева» и возможным российским протекторатом над Новой Гвинеей.

На самом деле австралийские власти интересовало обеспечение нормального судоходства в Торресовом проливе, а также предотвращение угрозы английским колониям в Австралии в случае захвата востока Новой Гвинеи какой-либо европейской державой – прежде всего Германией.

Из Сидней Маклай попытался еще раз столкнуть лбами Россию и Англию, написав письма императору и генерал-адмиралу великому князю Алексею Александровичу о российском протекторате над Берегом Маклая под своим управлением. Но на этот раз ответа уже не получил.

Вскоре Маклай женился на ждавшей его вдове Маргарите-Эмме Робертсон.

В ноября 1884 года юго-восточное побережье Новой Гвинеи было провозглашено английским, а в Порт-Морсби был поднят «Юнион Джек». Миклухо-Маклай снова безрезультатно написал Алексею Александровичу, английскому премьер-министру Гладстону и даже Бисмарку.

Комментируя противоречащие друг другу послания Маклая главам правительств России, Британии и Германии, морской министр Шестаков писал, что своим «привыкшим к дисциплине воображением не мог постичь такие совместные поступки г-на Миклухи».

Затем Маклай предложил свои услуги Германии. Немцы милостиво воспользовались его информацией и послали к Новой Гвинее крейсер, который установил над Северо-Восточной Новой Гвинеей германский протекторат. В ответ Маклай отправил в Берлин телеграмму: «Туземцы Берега Маклая отвергают германскую аннексию». Прочитав ее, Бисмарк скомкал бумагу и бросил в урну.

Все дальнейшие отчаянные попытки Маклая столкнуть по вопросу о Новой Гвинее в своих интересах Англию, Россию и Германию ни к чему не привели. В 1885 году раздел Новой Гвинеи между Англией и Германией был узаконен англо-германским договором.

* * *

1886 году разочарованный Маклай вернулся в Россию. Там к нему, как и раньше, хорошо отнеслись. Император принял Маклая в Ливадии. Когда путешественник вошел, Александр III его не узнал. К своим сорока годам Миклухо-Маклай сильно ослаб и одряхлел. Полный крах его честолюбивых колонизационных планов обострил старые болезни, к которым добавился и рак челюсти.

Уже смертельно больным, Маклай задумал создание на Берегу Маклая русской колонии по образцу города Солнца Компанеллы. Ряд газет опубликовали статьи на эту тему. Реакция властей была демонстративно отрицательной, так как это была уже явная авантюра с непредсказуемыми международными последствиями. Идеей колонии-коммуны заинтересовались только народовольцы и прочие революционеры. В Англии новая инициатива Маклая вызвала большое раздражение. Газета «Таймс» сразу же обвинила Россию в экспансии чужой территории. Высказали свою обеспокоенность и в Берлине. Затем разговоры о русском поселении в Новой Гвинее были прекращены.

После этого Миклухо-Маклай привез в Россию семью и занялся подготовкой к изданию книг о своих путешествиях. А болезнь все прогрессировала. Вскоре у Маклая отнялась правая рука, что свидетельствовало о появлении ракового метастаза в левом полушарии мозга. Теперь он лежал в затемненной комнате, испытывая сильнейшие боли. Единственным средством, облегчавшим страдания, стал морфий.

2 апреля 1888 года Миклухо-Маклай скончался и был похоронен на Волковском кладбище. В своем завещании он завещал сохранить свою голову и передать ее в Музей антропологии императорской Академии наук.

Имя Миклухо-Маклая и сегодня знают во всем мире, помнят его и в России. В истории Николай Миклухо-Маклай остался как защитник коренных народов Юго-Восточной Азии и Океании, противник