Владек Шейбал - Лейла Элораби Салем

серьезный, он гораздо достойнее меня, вечного труса, - глаза Владислава увлажнились, мыслями он вернулся в далекое прошлое, когда жил со своими родными большой семьей, ныне у него ничего того не осталось и родители умерли.

Алан осторожно положил руку на его плечо, с жалостью глянул ему в глаза, тихо проговорил:

Ты не трус, Влад, и никогда им не был. Ежели ты бы боялся, разве тогда достиг бы всего того, что имеешь сейчас? Вспомни, как боролся ты за место под солнцем, прибыв в Англию и не зная ни языка, ни кого из знакомых? Я бы так не смог. Ты гораздо смелее многих из нас.

Владислав поднял глаза, в них застыла боль, на длинных черных ресницах в свете лампы блестели капли слез. Приобняв друга за плечи, он ответил тихим голосом:

Лишь тебе одному за все спасибо.

Глава двадцать седьмая

Через неделю весь производственный офис перебрался на юг в маленький город Овасе, где планировалось завершить съемки сериала среди живописного пейзажа. В то время Владислав не снимался ни в одном из эпизодов, у него по крайней мере было в запасе четыре недели безмятежного существования в роскошных апартаментах императорского отеля, а в кошельке хранилась сумма денег на карманные расходы.

Оставшись один, Влад решил не терять зря времени в пустой праздности кафе и ресторанов, а изучить Токио изнутри его вековых традиций, окунуться в неизведанный японский мир, сокрытый за ширмой небоскребов и освещенных бутиков. Просыпаясь, когда захочется, он первым делом, приняв душ, спускался в ресторан к завтраку, а после шел длинными извилистыми коридорами первого этажа, где было все, что душе угодно: маленькие художественные галереи неизвестных мастеров, ряды парикмахерский, кафе, бутиков одежды и обуви, антикварные лавки и магазинчики сувениров. Когда Владислав изо дня в день проходил по одному и тому же маршруту торговых лабиринтов, продавцы и хозяева лавочек приветливо махали ему рукой, а он широко улыбался и отвечал по-японски с польским акцентом.

Однажды Влад посетил японскую баню - разве можно оставаться долгое время в Японии и при этом ни разу не попариться в офуро? В центре Токио располагалось множество таких и саун, ибо желающих очистить свое тело да и просто весело провести время каждый день было очень много. Офуро располагались в больших помещениях в несколько этажей, на которые следует подниматься по зигзагообразным лестницам. Влад - единственный на тот момент иностранец, резко выделился из толпы лицом, однако ростом оказался ниже большинства японцев. Смотритель бани поклонился гостю и галантным жестом пригласил следовать за ним. Она поднялись на третий этаж, прошли длинный лабиринт коридоров. По пути встречались мужчины и женщины - все обнаженные, распаренные и - самое удивительное, японцы не стыдились своей наготы, не прикрывались полотенцами при посторонних.

Владислава ввели в маленькую комнатку, велев раздеться донага. Ему пришлось приложить множество усилий, дабы окончательно не смутиться, так как работник офуро все время поглядывал на него. Когда Влад скинул одеяния, японец подал ему широкое хлопковое полотенце и поманил за собой в соседнюю комнату. Та оказалась много просторнее и пахла благовониями. Японец что-то проговорил на своем, указывая то на ведро с горячей водой, то на табурет. Не зря долгое время Владислав проводил за чтением книг о культуре Японии, ныне он без труда понял, что следует делать. Первое: тщательно вымыться горячей водой, очистить тело губкой и мылом - мыться следует дважды, пока тело не станет красным. После в отдельно стоящую ванную с горячей водой круглой формы человек окунается с головой, возлежа в ней не менее часа, с упоительным чувством ощущая, как все поры каждого уголка тела очищаются от грязи, жиров. Блаженствуя в офуро, вдыхая сладкий аромат мускуса и ванили, Владислав прикрыл глаза, слыша отдаленно лишь биение собственного сердца. Он уже было заснул, но смотритель растормошил его, указав на часы. Влад удивился: неужели минул целый час? А казалось, не прошло и пяти минут. Чистый, отдохнувший душой и телом, он счастливый вернулся в отель, как раз наступило время ужина. По дороге он заглянул в кондитерскую лавку, на витрине которой красовались необычной красоты и причудливых форм печенья, шоколад, пирожные, торты. Еще с первых дней в Токио у него закрадывались мысли побаловать себя сладостями, но лишь теперь, полный свободы, он сделал шаг навстречу своим желаниям. Юная девушка в алом фартуке поклонилась, с улыбкой, смешивая английские и японские слова, поинтересовалась у покупателя, чего он желает приобрести. Владислав не сразу ответил: его глаза, прикованные к красным полкам, разбегались от такого разнообразия: все продукты являлись произведением искусств, которые и есть было жалко - только любоваться.

Пожалуй, вот этот тортик, - он указал пальцем на прилавок в сторону небольшого торта, состоявшего из нескольких коржей, самый верхний был полит карамелью и украшен шоколадными розами.

Девушка аккуратно уложила торт в круглую коробку, а затем с уточненной фантазией завернула в красочную бумагу с мелкими цветочками, а в довершении украсила упаковку алой лентой.

Как сокровище нес Владислав торт на вытянутых руках до своего номера. В комнате он поставил коробку на стол, но так и не решился раскрыть ее, боясь нарушить художественную композицию, сотворенную нежными девичьими руками - лишь ради него одного. Разве смел он, будучи художником, порвать эту целостную красоту - совершить столь варварский поступок, оправив после это все в мусорный бак? Нет, и торт, и упаковка слишком хороши для простого человека - для такого, как он - шутка, просто шутка. Ненароком вспомнились маленькие лавчонки за углом отеля, там прямо на витринах красовались под яркими фонарями картины японских художников 17 века - Хоку Сая и Хиро Шия. Отец часто упоминал о них, когда заводил разговор с детьми о мировом искусстве. Отдаленные воспоминания из детства вновь окутали его тоскливо-сладостной пеленой. Подняв взор вверх, словно видя там кого-то или что-то невидимое, непонятое, он мысленно обратился к нему: ах, отец, как жаль, что ты ушел раньше моей поездки в Японию, о который ты так мечтал и которую знал лишь по книгам; будь ты сейчас жив, я сделал бы все возможное, чтобы исполнить свою мечту. По щекам потекли слезы, но в предночной тишине все пространство хранило тайное, лишь ей одной понятное молчание.

Последующие дни - а их оставалось десять, Владислав решил посвятить посещению токийских храмов, следуя по стопам стекающихся паломников. Он видел толпы мужчин, женщин и детей - все одеты в традиционные кимоно, спешащих на молитвенную службу под черепичными изогнутыми крышами.