Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков

этого исполинского государства быстро растут. Если революции в большом масштабе, может быть, и нельзя еще ожидать, то можно, однако, питать уверенность, что внутренние неурядицы в скором времени вынудят Россию к уступкам. При этом можно допустить, что ей не удастся за это время освежить свою военную репутацию. Но и это не должно нас беспокоить. Наоборот, вероятно, что каждая подобная попытка из-за неизбежных потерь лишь ускорит внутренний развал»[136]. В то же время дальнейшее военное давление на русский фронт не имеет смысла, ибо перед германской армией на востоке невозможно поставить четкие стратегические цели: захват Санкт-Петербурга будет иметь лишь чисто символическое значение, наступление на Москву заведет германские войска «в область безбрежного», а вторжение на Украину нельзя начинать без предварительного подчинения Румынии, нарушать нейтралитет которой, однако, Фалькенгайн считал нецелесообразным.

«Остается только Франция, – делал вывод германский главнокомандующий. – Но Франция дошла почти до предела своих военных усилий[137], хотя и выносит напряжение с замечательным самопожертвованием. Если удастся дать ясно понять ее народу, что в военном смысле ему больше не на что надеяться, то конец станет близким и из рук Англии будет выбит ее лучший меч».

Исходя из вышеизложенного, Фалькенгайн предлагал сделать ставку на окончательное истощение Франции. Для этого, полагал он, следует поразить французов в таком пункте, который заставит их «бросить на его защиту каждого человека, имеющегося в распоряжении. Если это удастся, армия Франции истечет кровью… и притом одинаково, достигнем ли мы самой цели или нет».

В качестве этой болевой точки был выбран Верден, в районе которого французский фронт образовывал выступ, удобный для организации на него атаки и, наоборот, требовавший от обороняющихся значительных усилий для его удержания. Верденская крепость прикрывала подступы к Парижу, поэтому можно было не сомневаться, что французы будут защищать ее до последней крайности, как во время осады 1870 года. В то же время Верден уже не был «крепостью» в собственном смысле слова. Его форты были лишены вооружения и штатных гарнизонов и должны были обороняться по усмотрению командиров тех частей, которые находились в данных секторах. Но Верден сохранял огромное символическое значение. По словам одного французского военного историка, «это была великая твердыня… имя, столетиями довлеющее над германским воображением; несокрушимый аванпост Франции, ключевой бастион восточного кордона; падение Вердена громом прокатилось бы по Европе и затмило бы для всего мира победы на Марне и Изере»[138].

Оперативный план Фалькенгайна, получивший название «Gericht» (Возмездие), не предполагал обязательного «выигрыша» сражения за Верден в смысле захвата крепости. Его тактическая основа заключалась в серии локальных наступлений, для отражения которых французы вынуждены были бы бросать свои резервы под молот германской артиллерии. «Наша задача состоит именно в том, чтобы при наших относительно скромных жертвах нанести врагу тяжелый урон в решительном пункте», – пояснял Фалькенгайн свой замысел начальникам армейских штабов. Таким образом, германская армия должна была превратиться в пиявку, высасывающую кровь из французской армии до полного ее истощения.

В результате на берегах Мёза (Мааса) разыгралась самая кровопролитная битва из всех, когда-либо бывших в истории.

Германская подготовка к наступлению была проведена выше всяких похвал. В первой декаде февраля три корпуса 5-й армии кронпринца Вильгельма и сотни артиллерийских батарей (всего 1400 орудий, в том числе 542 тяжелых – по 100 орудий на километр фронта) скрытно сосредоточились напротив позиций, занимаемых частями двух французских дивизий. Первоначально намеченное на 12 февраля, наступление было отложено на девять дней из-за проливных дождей и тумана, затруднявшего действенность артиллерийской стрельбы. И все это время огромная масса германской пехоты безмолвно таилась в глубине траншей и оврагов, не производя никакого движения, которое привлекло бы внимание французской разведки.

Сражение за Верден открылось ранним утром 21 февраля выстрелом корабельного 380-мм орудия[139]. Выпущенный им снаряд разрушил главный собор Вердена, находившийся в 32 км от германской батареи. В следующие восемь часов французские окопы были затоплены артиллерийским огнем. В Буа-де-Кор на участок площадью 0,5 кв. км упало 80 000 снарядов.

Ровно в четыре часа пополудни 140 000 немецких солдат, как один, поднялись из своих траншей и сомкнутыми колоннами двинулись на французские позиции, казалось, полностью разрушенные бомбардировкой. Оставшиеся в живых защитники первой линии цепко оборонялись, однако, подавленные огнем и численным превосходством, смогли задержать продвижение противника не дольше, чем на два часа. Несмотря на это, темп германского продвижения был невысок. Следуя плану Фалькенгайна, немцы сопровождали каждый свой шаг затяжными бомбардировками. Эта тактика приводила к почти поголовному истреблению обороняющихся, которых германские пушки буквально перемешивали с землей. 23 февраля лейтенант 72-й французской дивизии докладывал командованию: «Командующий и все офицеры штаба погибли. В моем батальоне осталось примерно 180 человек из 600. У нас нет ни боеприпасов, ни пищи. Что делать?»

К исходу третьего дня наступления французская передовая была полностью разгромлена. Германские войска продвинулись вперед на 5-6 км. На главном направлении прорыва (восточное побережье Мааса) последними точками сопротивления оставались форты Во и Дуомон. Последний был захвачен 25 февраля без единого выстрела: рота солдат 24-го Бранденбургского полка по чистой случайности незаметно проникла в него и разоружила «гарнизон», состоявший из шести кадровых артиллеристов и 57 резервистов, которые находились во внутренних помещениях.

Французские войска были близки к панике. Тем не менее в союзных штабах все еще не понимали, чем им грозит германское наступление. 24 февраля начальник Имперского генерального штаба (в Лондоне) генерал Уильям Робертсон выразил уверенность в том, что начавшееся сражение под Верденом является лишь «локальным действием, в котором французы благодаря превосходным оборонительным сооружениям, большому числу орудий и боеприпасов нанесут тяжелые потери противнику». Жоффр держался того же мнения. Даже 10 марта, когда ему уже пришлось стягивать к крепости чуть ли не все резервы, он на заседании Высшего Совета национальной обороны упрямо твердил, что Верденская битва является лишь «прелюдией наступательных действий против Франции».

Тем временем командующий 2-й армии генерал Кастельно 25 февраля издал краткую директиву, сводившуюся к призыву «держаться любой ценой». Руководить обороной Вердена был назначен генерал Анри-Филипп Петэн. По прибытии в Верден он телефонировал командиру XX корпуса: «Я принял командование. Сообщите вашим войскам. Держитесь стойко».

Фалькенгайн мог поздравить себя с тем, что все идет по плану – французы зубами вцепились в Верденские позиции. Битва на истощение началась. Он не учел только одного, – что каждую каплю французской крови нужно будет оплачивать кровью немецких солдат.

Ознакомившись с обстановкой, Петэн сразу обнаружил самое уязвимое место французской обороны – слабую транспортную сеть. Если 5-ю германскую армию обслуживали не менее дюжины железнодорожных линий, в